9. Самолёт-самолёт. Это моя книга

   Там, где держит нос по ветру полосатый колпак, аэродром. Упорно обдуваемое ветром, ровное скалистое плато, резко обрывается. Внизу полощется море. Свинцовое, всегда холодное, редкий день оно спокойно. Волны привычно сшибают лбы, годами подтачивая незыблемую преграду.

   Самолёт прилетает раз в неделю, и то не всегда, здесь часто бывают туманы. Пассажиров немного. Загорелые отпускники рады возвращению домой, редкие командировочные с непривычки немного взъерошены, измученные болтанкой кукурузника. Встречающих куда больше. Взрослым интересно всё: как погода, что, где и почём? Газовые косынки, пластмассовые корзинки, пальто джерси, лакированные туфельки и сумочки – видно сразу, кто в какой обнове приехал. Для женщин приезд что бенефис: когда ещё показать себя. Городской отпускной лоск сойдет за три дня в хлопотах по хозяйству. Супружники держатся в стороне, по-хозяйски поглядывая на багаж, сметливо прикидывая, сколько надо дополнительных рук. Деревенская детвора, заискивая, заглядывает в глаза: может, угостят диковинной конфетой. Вдруг дадут душистое яблоко, а может быть, и нет. Но всё равно, каждый раз шумная ватага провожает отпускников до дома, терпеливо ожидая, что, когда будут разложены покупки и розданы городские заказы, кто-нибудь из взрослых выйдет на крыльцо и подаст угощенье.

   Я тоже летала. На самолете. На круглых окнах – шторки, как дома. Отодвинешь занавесочку, и всё сразу видать. Прощаясь, все плющат носы пятачком о стекло иллюминатора. Тарахтит мотор, и самолет, смешно, как куропатка, подпрыгивая на кочках, взлетает. Вот и я лечу. Я птица.

   Внизу всё интересно. Зигзаги рек, стеклянную синеву просторных озер не углядеть! Лысеющие сопки даже в конце лета покрыты блёклыми линялыми шапками. Жёлтые пятна танцующих берез чередуются с красноватыми дрожащими осинами. По пятнистой тундре, где бегают олени, из моей, пахнущей мёдом коробки, рассыпались краски: яркие пятна брусники на белом ягеле, рыжее с позолотой болото, окрашенное переспелой морошкой, чёрная глазастая вороника. Кто рисует эту красоту? Я пробовала однажды украсить разноцветными огнями долгую полярную ночь и стала малевать от безделья, а может быть, от отчаянья. Не всегда получается, и, только если очень постараться, на бумажном небе ярко вспыхивает оперенье северного сияния...

   Став взрослой тётенькой, я не раз летала на реактивных самолетах выше облаков. Это не так уж интересно. Сидишь, словно в ватной перине, нос так и вертится по сторонам, вроде и чихать не хочется, и ничего не видно. Здесь разносят лимонад в пластмассовых стаканчиках и раздают леденцы, сколько хочешь. На кукурузниках так не было и не будет. Я давно уже не летаю на самолетах, только поездом в отпуск, да и то не в каждый год. Теперь другая жизнь.

   Прошли годы. Однажды мне приснился странный сон. Там, где раньше был заросший травой старый аэродром, и внизу под скалой отдыхала на боку лодка, ровесница старого карбаса, много высотных домов. Ярко светили окна. Я и сейчас могу показать, где они стояли. На том самом месте по-прежнему вертится флюгер и чуть поодаль ютится маленькая деревенька Сосновка.

   А во снах я летаю до сих пор. Иногда и грежу наяву. На утрамбованном песчаном берегу взмывает яркий купол парашюта. Удачливый пляжник с вытянутыми вверх руками, весь в постромках, бежит за юрким катером, смешно перебирая короткими ножками. Минута – парашют раскрывается, победно вырываясь вверх. Брызги искрящейся воды, обдувающий бриз, смягчающий жар разгоряченного тела, одобрительный хохоток родни, перчёные остроты зевак – шальные радости отпускного  анапского солнцепека. Изо дня в день, наблюдая за земной суетливой беготней плоти и небесным ликованьем духа, иду узнавать: «Почём нынче моё счастье?» Похоже, что мне не по карману и эта пятиминутная радость.

  Оказывается, в моей душе живет расчетливая птица. Кто и когда же ощипал мои крылья?


Aoida XX