Диалоги 104
Счастье сопутствовало ордену. Положение об ордене было написано самим св. Бернардом, которое папа Гонорий II подтвердил на Тройесском соборе в 1127 году. Пожертвования и наследства потекли в кассу ордена. Папа Александр III подтвердил и умножил в 1172 году привилегии ордена, и папа Иннокентий III, тот самый, который исповедь и предсуществование возвел в догматы, освободил духовенство ордена от присяги на верность и послушание епископам, что особенно было чревато последствиями для тамплиеров. Благодаря привилегиям церковь и государство вскоре потеряли всякий контроль над орденом, его членами и его имуществом и мало-помалу тамплиеры образовали государство в государстве, а также церковь в церкви.
Созданный несколько ранее тамплиеров орден св. Иоанна или иоаннитов, сохранившийся до наших дней, такими привилегиями не пользовался. Скорее всего, его спасло именно отсутствие привилегий, подобных тамплиеровским, а может быть лучшая маскировка и конспирация.
”Ордена св. Иоанна и храмовников служат истинным выражением духа крестовых походов, духа воинственного и религиозного, и они преисполняли славою весь христианский мир, – писал известный апологет масонства историк Г. Мишо, – они были для королевства Иерусалимского как бы живою крепостью, вечно поражающей и никогда не поддающеюся. Какая радость была для бедных безоружных пилигримов, когда где-нибудь, в горах Иудейских или равнинах Саронских, они примечали вдали красное одеяние иоаннитов или белую мантию рыцарей храмовников!”[55].
До самого краха государства крестоносцев храмовники и иоанниты оставались в Палестине, а после разрушения Птолеамаиды иоанниты поселились на о. Родосе, храмовники же – в своих обширных владениях в Европе. ”Здесь они предали забвению статуты св. Бернарда, – свидетельствует, несмотря на все свои симпатии к ним, Г. Мишо, – и возбудили против себя алчную и завистливую политику монархов”[56].
Последняя точка зрения, бросаемая Г. Мишо в его книге вскользь, является лишь одним из повторов заученной историками масонской басни о ”невиновности” тамплиеров, якобы ставших жертвой алчных до золота монархов. Поэтому восстановление исторической правды о храмовниках и их предтечах по идеологической и политической диверсии против существовавшего в то время в Западной Европе строя – альбигойцах является благородной задачей историков, стоящих на марксистско-ленинских позициях. Благородной потому, что этим развеивается миф о прогрессивности и даже чуть ли не революционности этих служителей сатанинского культа. К сожалению, ещё до сих пор приходится встречаться с точкой зрения, согласно которой любая борьба против союза монархии и церкви или против них по отдельности рассматривается как прогрессивное явление. Спрашивается, как тогда относиться к такому явно ”монархо-клерикальному”, с формальной точки зрения, союзу, как сотрудничеству Д. Донского и Сергия Радонежского? Ведь в двадцатых годах находились обожатели Сиона, которые не только их хаяли, но и выбросили из Старого Симонова в Москве останки героев Куликовской битвы Пересвета и Осляби! Совершенно неприемлема и та точка зрения, согласно которой отрицание Христа путём подмены его культа культом сатаны, рассматривается как явление атеистического характера, так замена культа бога на культ антибога не есть атеизм, а скорее замена меньшего зла большим. За неимением в конкретных исторических условиях другой, кроме религиозной, идеологии, при всех недостатках культа бога с ним культивировалось в людях понятие добра, в то время как с культом антибога-сатаны могло культивироваться только зло.
В этой связи в отличие от буржуазных историков, как прошлого, так и настоящего, мы придерживаемся той точки зрения, что действия Филиппа Красивого и папы Клемента V были прогрессивными как для своей эпохи, так и далеко выходят за её рамки. И всё это несмотря на формальный клерикально-монархический союз между королем и папой. Безусловно, что даже с нашей сегодняшней точки зрения защита менее реакционной идеологии патриотического характера от более реакционной идеологии иноземного происхождения и сути было патриотическим долгом каждого честного гражданина той эпохи – от короля до простого крестьянина. Расшатывание идеологической надстройки патриотического характера было для Франции и всей Западной Европы равносильно самоубийству, которого ни Филипп, ни папа не могли пожелать ни феодалам, ни крестьянам. Но ведь кроме идеологии речь шла и о полном экономическом и политическом порабощении Европы.
Поэтому Филиппу Красивому необходимо было действовать и он делал это как подлинный патриот не только Франции, но и всей Европы.
Из мрачного замка Тампль жадные щупальца тамплиеров тянулись во все страны Западной Европы и Средиземноморья. Опыт строжайшей конспирации, почерпнутый во время их пребывания в Палестине, плюс всё золото, награбленное крестоносцами в эпоху крестовых походов, казалось, делали их полностью неуязвимыми. Те, кто помнит вальтерскоттовского ”Айвенго”, знают, что эти грубые и надменные храмовники не ведали ни жалости, ни совести. Выдавая себя за ”защитников христианской веры”, орден являлся на деле тайной корпорацией по ниспровержению ставших неугодными мировому Сиону христианских монархий. Вальтер Скотт вполне верен исторической правде, когда храмовник в его романе говорит ”прекрасной еврейке” Ревекке: ”Не ссылайся на различие наших верований. На тайных совещаниях нашего ордена мы смеемся над этими детскими сказками. Наш орден усвоил себе смелые и широкие взгляды. Наши громадные поместья во всех королевствах Европы, наша военная слава, гремящая во всех странах и привлекающая в нашу среду цвет рыцарства всего христианского мира, – всё это служит целям, которые и не снились нашим благочестивым основателем, но мы храним это втайне от тех слабых умов, которые вступают в наш орден на основании старинного устава и пребывают в старых предрассудках, а мы используем их как слепое орудие нашей воли.” Что орден действительно не знал предрассудков христианской церкви того времени, свидетельствует хотя бы тот факт, что во владениях тамплиеров ”благородным католическим рыцарям” беспрепятственно позволялось жениться на дочерях ”распинателей Христа”, что было бы немыслимо для любого другого католика”, – пишет учёный Н. Лисовой.
Мировое владычество начало рисоваться воспаленному воображению рыцарей ещё в период их пребывания на развалинах Соломонова храма в Иерусалиме. Тогда-то и объявились там мудрецы, а по местному – хахамы, которые постепенно, шаг за шагом, стали перепрограммировать их психику одним им известными ”магическими” методами. Именно эти мудрецы и внушили им мысль о необходимости восстановления храма Соломонова во всём блеске его культа с кровавыми всесожжениями и, узаконив его в качестве единственного религиозного (т. е. идеологического) центра всей земли, утвердить на костях поверженных и угнетённых народов своё ”тысячелетнее царство”. Как и ради чего орден защиты христианских паломников, который по самой своей идее должен бы быть непримиримым врагом распинателей Христа, вдруг мечтает о восстановлении храма Соломонова с иудейскими ритуалами? Кто те сионские хахамы, которые чуть не с первого дня создания ордена начинают перепрограммировать мораль его членов? И, наконец, зачем самим крестоносцам-храмовникам это понадобилось?
А ещё: не повторяется ли сейчас, что-либо из того, о чём мы уже крепко успели забыть или чему нас вовсе не учили на уроках истории?
Свидетельство о публикации №120111703358