Как сказка стала былью рассказ

 «Голова внимательно и скорбно смотрела  на  Лоран, мигая  веками. Не могло быть сомнения: голова жила, отделенная от тела, самостоятельной и сознательной жизнью»,- громкий голос за стеной сделал паузу. Видимо перелистывали станицу книги.
-Это что же такое получается,- раздался другой,- отрубили голову человеку, а она живёт. Где же это такое возможно ?
 В Париже, дедушка,- ответил читающий и продолжил, «Несмотря на потрясающее впечатление, Лоран не могла не заметить,  что эта голова  удивительно  похожа  на  голову недавно  умершего  известного ученого-хирурга,  профессора  Доуэля, прославившегося своими опытами оживления органов, вырезанных из свежего трупа»
-Вот за это его Бог и покарал,-  прервал читающего дед. Где же это видано, чтоб человек мог умершего воскресить. Это только богу под силу или в сказках про живую и мертвую воду.
-Так это же фантастика, дедуля, причём лучше, чем у самого Жюля Верна,- заливаясь звонким смехом, ответил ребёнок.
- Не знаю, кто верный, а кто нет, а вам, внучата, спать пора. Нечего свет задарма жечь.
За стеной замолчали. Послышали шаркающие шаги. Скрипнула дверь. Но через несколько минут, знакомый голос еле слышно продолжил: «Лоран не раз была  на  его блестящих публичных лекциях, и ей  хорошо  запомнился этот  высокий  лоб, характерный профиль, волнистые, посеребрен-ные сединой густые русые волосы, голубые глаза...»
Сидящий в соседней комнате коммунальной квартиры, мужчина сорока семи лет, ставший невольным свидетелем любознательности соседских детей, улыбнулся и, приподняв лежащие перед ним на столе бумаги с чертежами и схемами, извлек из-под них, потрёпанный от постоянного перечитывания, журнал и раскрыл его на заложенной странице, где было напечатано: Александр Беляев, Голова профессора Доуэля, роман.  Перевернув несколько страниц, его  взор упал на подчёркнутые строки: «Рядом  со  столом был стеклянный ящик; в нем пульсировало человеческое  сердце.  От  сердца  шли трубки к баллонам».
 «Нет, дорогой писатель,- словно беседуя с невидимым слушателем, тихо произнёс мужчина,- вы хоть и слышали об опытах моего учителя Алексея Александровича Кулябко, но как описываете в своей книге изолированное сердце, так оно работать не сможет. Да и одного его недостаточно, чтобы изолированная голова жила. Нужны ещё и лёгкие, насыщающие кровь кислородом. Без него головной мозг погибнет. Это сердце можно заста-вить сокращаться через сутки после смерти человека, что показал Куляб-ко, поместив его сразу после изъятия из трупа в охлаждённый раствор. Клетки же мозга погибают уже через пять минут после остановки крово-обращения. А ведь главной задачей оживления умершего является восстановление функций головного мозга. Однако надо отдать должное, вы благоразумно «спрятали» процесс неизвестной вам оксигенации крови  без участия лёгких в «баллоны», к которым шли попарно трубки от пере-резанных артерий и вен». В результате даже самый преданный поклонник фантастики не поймёт, каким способом насыщалась кровь, питающая  изо-лированную голову главного персонажа книги, где цилиндр со сжатым воздухом предназначен лишь для того, чтобы давать возможность голове говорить при открытии таинственного крана. А вот мы эту проблему ре-шили ещё в двадцать шестом году, практически тогда, когда вы издали свой роман, в журнале «Всемирный следопыт» 3-й номер которого за два-дцать пятый год у меня в руках.
Оторвав взгляд о знакомых страниц, мужчина задумчиво посмотрел, в по-крытое тонким инеем окно. В памяти всплыл ноябрьский день 1926 года, когда он, ещё начинающий советский учёный Сергей Брюхоненко впервые в мировой науке в течении двух часов поддерживал жизнь в собаке с остановившимся сердцем. Это было сделано с помощью аппарата, сконструированного им совместно с Сергеем Ивановичем Чечулиным и названного аутожектором. В основу его действия была положена схема кровообраще-ния теплокровных животных. При этом роль сердца выполняли механически управляемые насосы-клапаны, а артериями и венами служили  каучуковые трубки, соединявшиеся в большом круге кровообращения с голо-вой, а в малом - с сосудами изолированных лёгких животного. Это был третий, усовершенствованный, вариант прибора по сравнению с первым, созданном двумя годами ранее, когда Брюхоненко работал ещё ассистентом профессора  отделения клинической патологии и терапии военного госпиталя в Лефортово. В отличие от  предыдущих моделей,  третий аутожектор позволял осуществлять полный замкнутый круг кровообращения с достаточно мощным током крови, поддерживая её давление на желаемом уровне автоматично во всех частях прибора и при разных режимах кровообращения. В этом приборе появилась и система автоматической теплорегуляции крови. Однако, у него оставался один существенный недостаток, который не давал возможность рекомендовать его в клинику:  оксигенация крови осуществлялась только через изолированные лёгкие животного, в которые  подавался сжатый воздух. Поэтому, не обращая внимание на ошеломляющий успех экспериментов, принёсших Брюхоненко миро-вую славу, он  немедленно взялся за работу по созданию «искусственных легких». Необходимость этого показали, начатые в 1929 году,  успешные операции советского хирурга Николая Тербинского на открытом сердце у собак, проводимые с участием аутожектора Брюхоненко-Чечулина.  И вот многолетняя работа по созданию «искусственных лёгких» не прошла да-ром.
Сергей Брюхоненко отложил книгу и перевёл свой взгляд на, лежа-щую перед ним на столе поверх чертежа, бумагу с гербовой печатью. Это была приоритетная справка от 31 марта 1937 года, выданная ему и В.Д. Янковскому, на первые в мире «искусственные лёгкие», представлявшие собой сосуд- оксигенатор, в котором кровь насыщалась мелкими пузырьками кислорода, подаваемого через опущенную в неё трубку. Но это было только полдела, главное заключалось во внедрении пузурькового оксигенатора в контур автожектора, не мешая работе последнего. По сути речь шла о создании полноценного аппарата искусственного кровообращения, состоящего из искусственного сердца и искусственных лёгких. Осторожно отодвинув дорогой для его сердца документ в сторону, Сергей Брюхоненко стал рассматривать чертёж, на котором оба аппарата, соединёнными друг с другом плавными линиями представляли единое целое.
Настенные часы пробили 3 часа ночи. Брюхоненко посмотрел на них и, облокотившись на спинку стула, устало закрыл глаза. В очередной раз он мысленно проходил все этапы, на первый взгляд уже привычного, эксперимента. Но тот, который предстояло сделать, был особый. Речь шла о  проверке в действии нового аппарата искусственного кровообращения, чертёж которого, освещал жёлтый свет настольной лампы. Усталость бра-ла своё. Мысли в голове путались и, словно в калейдоскопе, стали являться сновидения. То профессор Кулябко, демонстрирует опыт по оживлению головы осетра на заседании Берлинского физиологического общества, то   дворняжка Шарик, подготовленный для эксперимента, смотрел на него глазами полными слёз, то злой персонаж беляевского романа профессор Керн, пытался вырвать оксигенатор из автожектора, восклицая «Не позволю! Не дам!»…
-Сергей Сергеевич, уже шесть, пора вставать,- раздался за дверью комна-ты громкий женский голос.
Брюхоненко открыл глаза. За окном  разгорался весенний рассвет,  звене-ли первые трамваи, на кухне и в коридоре московской коммуналки шла привычная суета.  Быстро приведя себя в порядок, Сергей Сергеевич вы-шел на улицу. Через час он был в своей лаборатории. К эксперименту всё уже было готово. Привели Шарика, который увидев знакомое лицо,  радостно завилял хвостом и глазами стал выпрашивать подачку.
-Ну, что ж приятель, послужи науке,- обращаясь к животному произнёс Брюхоненко. Пёс радостно затявкал, не обращая внимания на инъекцию снотворного, которую делал  ему один из сотрудников.
-Ты, уж нас извини, что мы заберём у тебя жизнь, -продолжил учёный,- но благодаря ей, мы научимся спасать много других.
Изолирование головы от тела животного прошло быстро. Крупные голов-ные сосуды были соединены с соответствующими каучуковыми трубками. Тихо загудел электромотор, зажужжал оксигенатор.  Все за-мерли, в ожидании глядя на изолированную голову собаки, лежащую на плоской белой тарелке и подключённую к аппарату искусственного кровообращения.  Брюхоненко взял шпатель и легонько ударил им по краешку тарелки. Голова собаки вздрогнула и, шевельнув ушами, приоткрыла глаза. Из груди присутствующих вырвался громкий вздох облегчения. Головной мозг собаки был жив. Её зрачки реагировали на свет. Когда кон-чик собачьего носа смазали  водой, подкисленной лимонным соком,  она облизала его своим языком. Изолированная от туловища, но подключенная к аппарату «искусственное сердце- искусственное лёгкое» голова собаки реагировала на звук, болевое раздражение, глотала предложенную ей воду и пищу, пыталась дотянутся языком до куска мяса лежащего от неё на небольшом расстоянии, или пыталась уклонится от ватки с нашатырём. Всё это указывало на сохранение у животного всех рефлексов. Сидящий за письменным столом, лаборант поминутно заносил в протокольный журнал, всё что видели экспериментаторы. Проходил, час, другой, третий, а изолированная, но подключённая к аутожектору с оскигенатором  голова собаки жила так, как будто и не было никакой операции. И никто, присутствовавший в тот момент в лаборатории, включая самого доктора Брюхоненко,  не пред-ставлял, что является невольным участником настоящей революции в ме-дицине. Что аппарат, поддерживавший жизнь в этой собачьей голове, не просто хоронил, укоренившееся к тому времени мнение великого  Бильрота: «Хирург прикоснувшийся скальпелем к сердцу больного должен потерять уважение своих коллег», а открывал  широкую дверь в кардиохирургию и трансплантологию, будущего авангарда мирового здравоохранения. Но это будет  потом.
А тогда в последний апрельский день 1937 года Сергей  Брюхоненко, оставив на время своих подчинённых, сидел на лавочке во дворе основанного им же в тридцать пятом году  Научно-исследовательского института экспериментальной физиологии и терапии, подставляя лицо теплому весеннему ветру, слушая, как из уличного репродуктора раздавалась лёгкая  музыка.  Вдруг она прекратилась, а через некоторое время зазвучал бравурный марш и  ор запел: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Брюхоненко улыбнулся и покачал головой.  Сразу вспомнилась минувшая ночь и слова соседского мальчишки, сказанные о беляевском романе: «Это же фантастика, дедуля».
-Надо обязательно снять фильм о наших опытах, это станет не только интересно, но и познавательно. Пусть люди знают силу и возможности настоящей науки - подумал учёный и, поднявшись со скамейки, быстро направился в свой кабинет, прорабатывая в голове сценарий будущей научной киноленты. Ему вслед неслись задорные слова «Марша авиаторов», а на прилегающих к зданию института домах люди вывешивали красные флаги.  Трудовая Москва готовилась встречать Первомай. 
               
Впервые опубликовано в журнале "Сура" 2019 г