Бесстрашным поэтам ушедшего века

 Эпиграф:

 Мы живем, под собою не чуя страны,

 Наши речи на десять шагов не слышны...

                О.Э.Мандельштам


                Н.Н.

 Когда смолкает царь и дворник

 И страх, и морок  -  на дворе,

 В России говорит художник

 На всем понятном языке.


 И вот - остры - вослед тирану

 Летят бессмертные слова

 Злой эпиграммы Мандельштама,

 А за словами - голова.


 И пусть с тех пор поблекли Музы

 И с ними -  колдовство стиха,

 И празднуют "муз слуги" труса

 Или валяют дурака...


 Мол, нет иных, а те - далече,
 
 И времена  -  "увы и ах",

 И глупы пафосные речи.

 И палачи - на небесах...


 Но тридцать лет пройдет и снова

 (Раз смурь и нежить - по стране),

 Четыре на плакате слова

 Напишет юный Делоне.


 Вот так француз, чей предок дальний

 Поход в Россию совершил,

 Спас русских честь от... наших танков,

 На Красной Прагу защитив!..


 И в то же время мэтр - из старших,

 В Новосибирске на века,

 Спев "Нарву", памятников "маршик",

 Отплыл душою в Абакан.


 Тех, штучных, жизнь - другим наука:

 Сума, тюрьма и сульфазин,

 А напоследок смертной мукой  -

 Изгнание... Один в один.


 Их, лучших, смерть - в карманах фиги

 Шестидесятникам "благим";

 Они всерьез несли вериги  -

 Стремились Дело совершить...


 Взошло на фигах поколенье

 (Без редких) скользких рифм барыг,

 Иные выли в исступленье,

 Но серебром блестел их стих.


 Кто взялся за руки чуть позже

 И каждый знал соседа шаг,

 И заплясал на гладких кожах

 Огонь костров и... скрытый страх.


 Но рыцари, о ком заруба,

 Не для того в распыл пошли,

 Чтобы бросались друг на друга

 Отчизны лучшие сыны"!..


 Тот стал борцом, а тот - терпилой,

 Тот партизаном, а тот  - тлей;

 Не заросли еще могилы,

 Не всяк поэт в миру - герой.


 Назвать одних  - других поранить,

 Сражались многие всерьез,

 Но единицы жизнь отдали,

 Подняв шекспировский вопрос.


 Была ответом им чужбина  -

 Без срока, с жалким правом ждать;

 Чужбина стала током в спину,

 Тоскою смертной в тридцать пять.


 Тем временем поднялся смело

 В гнезде "ахматовских сирот"

 Поэт, чье слово стало делом,

 Хоть и претил ему народ.


 Певец Империи последний,

 Он горечь с горестью смешал,

 В немые пашни безыменных

 Слова, как семена, бросал.


 И восходили нивы - новы,

 Культурой прорастал дичок,

 И чудилось, что на Сенатской снова

 Каре стоит к плечу плечо!..


 ...Кто изгонял его, те знали:

 Своим, кому родной язык

 Важнее места пребыванья,

 Лишь ястребиный станет крик.


 Вот так они его подбили,

 Не посылая никого,

 Ведь в "нобелевском"не шутили,

 Спеша почтить: не доживет!..


 С ним грустно минуло столетье,

 Безвременно?.. Свободен дух.

 Долготерпенье ль, долголетье...

 Трудней всего таким идут.


 На Сан-Микеле деловито

 По суше и воде тропа

 Для всех желающих пробита,

 как к де Буа. И тишина...


 ...Хотя, пожалуй, было имя  -

 В иной стезе, среде, строфе:

 Поэт увидел свет в Сибири,

 А дни окончил на Неве.


 Для андеграунда столь хрупкий,

 Фальшивя, на одной струне,

 Рычал он сквозь гнилые зубы,

 Как волхв на аутодафе.


 Он жил, блаженный, без пределов -

 Возница Тройки, русский миф,

 Но "ловлю слов" держа за дело,

 Творил блестящий страшный стих.


 Русь дохристова  -  его сила:

 Ладьи, над Волховом шатер,

 Но не Перун там правил миром  -

 Метафизический вахтер.


 Вот так рождался новый эпос

 (Он не писал -  желал того);

 Ревниво выцветшее небо,

 Когда творят из ничего...


 ...Когда немеет царь и дворник,

 И смута веет по земле,

 С народом говорит художник

 На всем понятном языке...


           Михаил тальберг (Фадеев)
           апрель 2018 года
           из цикла "Русский морок"