Я

         
       Эшелон, составленный из товарных вагонов, медленно полз по рельсам Южной 
железной дороги с призывниками  – будущими защитниками отечества. Колёса
с резвой задоринкой щедро сыпали стальной горох, паровоз с грустинкой взды –
хал: «Ах, ах, ах!»  «Ух, ух, ух!»  Паровозный гудок подбадривал: «Бегу, бегу, бегу!», «Лечу, лечу, лечу!»
      В каждом вагоне стояла печка «буржуйка», под стенками – в три яруса были
размещены полки из грубо строганных досок. В углу ютился ящик с углём,
рядом – дрова. Меня донимало чувство неопределённости и загадочности.                Эшелон вдруг остановился, чтобы принять очередное пополнение. Зашло 
несколько призывников. В вагон заглянул сопровождающий офицер и спросил:
– Больные есть?
– Я!
– Фамилия.
– Переверзев.
– Идём со мной.   
Вскоре Переверзев вернулся:
– Выпил бодрящего.
И мы опять услышали стальной горох колёс и паровозное «Ах, ах, ах!» «Ух, ух, ух!». Эшелон снова остановился. Вошли несколько призывников.
Офицер:
– Спортсмены есть?
– Я!
Это снова был Переверзев.
– Каким видом спорта занимался? – спросил офицер.
– Разными.
– Например?
– Бокс, борьба, лёгкая атлетика.
– Что-то можешь показать?
– Если найдутся партнёры или спортивные снаряды…
Партнёров не нашлось. Переверзев попросил разрешения «что-то показать на
траве». Он стал на голову, через мгновение сделал тройное сальто и оказался
стоящим на двух вытянутых руках. Согнул ноги в коленях, подвигал ступнями
и снова, сделав тройное сальто, заулыбался стоящим на одной руке. Сел на 
«траву» и положил ноги себе на плечи. 
– А сальто? – хмыкнул офицер.
Переверзев вытащил носовой платок, смахнул с одежды снег и перед офицером
сделал сальто.
– Будем знакомы, – сказал офицер и сделал сальто перед Переверзевым. И тут
же паровозное «Ах, ах, ах!», «Ух, ух, ух!» подняло нас в вагон.




   Колёса включили свой стальной горох. У «буржуйки» уютно уселся призыв –
ник. Поленья протяжно засвистели синичками, замолчали и заполыхали. Видно,
парень знал своё дело. По вагону по-хозяйски прошёлся тёплый душок. Потяну–
ло на сон. Кто-то сказал, что температура воздуха минус десять градусов, к ночи
будет понижаться. 
     До захода солнца было ещё часа два. Эшелон остановился. Поёживаясь, мы
вышли навстречу зимнему ветру и морозцу. Офицер показал на дерево, стоя –
щее метрах в пятистах от железной дороги и сказал:
– Там что-то происходит. Я посмотрел на сценку и доложил офицеру:
– Кажется, трое парней избивают четвёртого, который еле стоит на ногах. Офи–
цер прищурил глаз:
– А кто бы смог прояснить ситуацию?
– Я попробую, – поднял руку Переверзев. Офицер:
– А сможешь? Глянь, какие у них перекошенные лица. Но Переверзев уже бе –
жал к дереву.  Вскоре вся четвёрка под водительством Переверзева стояла
перед офицером. У троих были связаны руки за спиной, четвёртый переминался
с ноги на ногу и вытирал какой-то тряпицей окровавленное лицо.
– Вот, – сказал Переверзев, – из-за девчонки. У Переверзева лицо тоже было в крови.
– Как ты? – спросил его офицер.
 – А-а-х! – махнул рукой Переверзев, – пропустил боковой удар, но зато  три
нокаута сделали своё дело. А руки они сами связали друг другу. Штаны-то у
них на честном  слове держатся.  Надо вызывать милицию.
– А кто это сделает? – спросил  офицер. 
– Я, – бросил  Переверзев.
– Отставить! – рявкнул офицер, – кто знает эти места?
– Я, – поднял руку Переверзев, – и милицию вызову я.
Переверзев вернулся быстро. И снова посыпался стальной горох колёс и про–
должались воздыхания паровоза. Эшелон вскоре опять остановился. В вагон заглянул офицер:
     – У вас тут полный ажур. Тепло. У многих, наверно, есть бутерброды, булки, печенье. Мы начали дружно хвастаться тем, что у нас есть.
– В таком случае, – улыбнулся офицер, – греем чай и будем ужинать, так что…
И тут послышался крик женщины. Офицер подмигнул Переверзеву:
– Никак понадобятся твои услуги?
     – Я готов! – вскочил Переверзев. Вскоре он вернулся:
     – Недалеко отсюда рожает женщина. Когда-то я ассистировал этот процесс, но
если бы мне кто-нибудь помог перенести её в помещение. Нашлись три добро–
вольца. Переверзев долго не появлялся. Офицер сам решил разыскать Перевер– зева, но тот шёл навстречу, сияя, как майское утро после дождя:






– Одним гражданином отечества стало больше!
А эшелон дошёл по назначению, как поётся в песне:
«Поезд пошёл своим путём,
А я пошёл – своим».
И случилось это – более 60 лет тому назад. Но до сих пор вспоминаю «стальной
горох вагонных колёс» и паровозные воздыхания эшелона: «Ах, ах, ах», «Ух, ух,
ух!», на что жизнь отвечает: «Бегу, бегу, бегу!», «Лечу, лечу, лечу!». Конечно
же, помню виртуозные действа Переверзева, с которым служили в разных час –
тях и долго переписывались после службы.

22.05.2020


                НСТОЯЩЕЕ СЧАСТЬЕ

      В аудиторию вошёл преподаватель подполковник Удалов.
– Встать! Смирно! – скомандовал капитан Ященко, – товарищ подполковник,
22 –я группа офицеров собрана для проведения занятий. Докладывает староста
группы капитан Ященко.
– Здравствуйте, товарищи офицеры!
– Здравия желаем, товарищ подполковник!
– Прошу садиться. Сегодня мы сначала повторим то, о  чём говорили на прош–
лом занятии. Вам слово, старший лейтенант Миносян.
– Простите, товарищ подполковник, я нэ знаю. Бэглар знает.
Беглар – старший лейтенант Гелашвили встаёт:   
– Товарищ подполковник, разрешите обратиться к Миносяну.
– Обращайтесь.
– Миша!
– Отставить! Говорите, как положено по уставу.
– Простите, товарищ подполковник. Ты, старший лейтенант Миносян, отдел
позоришь, Комитет позоришь, республику позоришь.
– Понятно, старший лейтенант Гелашвили, а вы, Миносян, делайте вывод.
Садитесь оба.
– Разрешите обратиться, товарищ подполковник. Старший лейтенант Миносян.
– Докладывайте.
– Товарищ подполковник, вывод я сделал да и Гелашвили меня покритиковал.
 Позвольте мне отвечать.
– Отвечайте.







Миносян чётко и, как мне показалось, задорно рассказал о материале прошлого
занятия.
– Хорошо. Давно бы так.
– Но Бэглар знает лучше. Не унимался Миносян. Гелашвили заулыбался. Улыб –нулся и преподаватель. По аудитории прошёл какой-то неуловимый свет.
    Во время перерыва офицеры подходили то к Миносяну, то к Гелашвили. Кто
молча, кто благодарил Миносяна, кто укорял Гелашвили, который сказал:
– Прорвало меня. Я виноват.
– Да брось, Бэглар. Просто я посмотрел, какой ты хмурый, подумал: может,
что-то грустное из дому получил. Гелашвили печально посмотрел на Миносяна:
– Грустное, и даже очень, из Тбилиси я действительно получил. Но это сути не меняет, а ты среагировал по-своему. Не обижайся.
– Обижаться не буду, но не даром. Я обещал познакомить тебя со своим зем –
ляком. Сегодня с ним встречаюсь. Может, вместе поедем? Кстати, он – грузин.
– Поедем.
    И меня возьмите – попросил я.
Миносян и Гелашвили кивнули головами в знак согласия.
Я много слышал о друге Миносяна и хотел попросить его о небольшом дельце.
   И вот мы на одной из окраин Москвы. Перед нами торговая точка-мастерская.
Миносян представляет стоящему за прилавком мужчине лет пятидесяти Бэглара
и меня. Тот представляется сам:
– Иосиф, – и восторженно произносит: дело у меня к харьковчанину.
– Хорошее или так себе? – спросил Миносян.
– Скорее всего, хорошее. Сразу, после войны, я был в Харькове и узнал, что в
городе проживает классный мастер по переделке гармошек с немецкого строя на русский. Тогда это было очень модно. Из Германии много понавезли гармошек.
– А в чём состоит эта переделка? – поинтересовался Миносян.
– Немецкий строй: гармошку растягиваешь – один звук, сжимаешь – другой. А
русский: сжимаешь и растягиваешь – один и тот же звук. Но мастер, оказалось,
жил не в Харькове. В Харькове учился его сын. Я оставил гармошку своему другу, а тот передал сыну мастера. До сих пор помню, что фамилия мастера бы–
ла Воргуль, а сына звали Владимир или Виктор.
– А может, Василий? – осторожно спросил Миносян.
– Точно – Василий.
– Как ни странно: Василий – перед Вами.
– Да! – подтвердил я, – отец перестраивал гармошку какому-то грузину. Тот хорошо заплатил, а потом прислал хвалебное письмо. Грузины умеют благо –
дарить. Отец своим друзьям рассказывал, что к грузину приходил амбициозный
мастер, пытался найти погрешности в переделке. Потом воскликнул: – Работу сделал или Бог или дьявол. Придраться не к чему!   





– Дарагой Василий, это чудо, что я тебя встретил. Проси, что угодно, всё для
тебя сделаю.
– Вы меня извините, но заслуги тут моей никакой нет. А вот, если у Вас будет
 возможность, попробуйте отыскать шестерёнку для настенных часов. Я ношу её   
с собой давно. В ней три зубчика выломано.
– Давай сюда. Сделаю сейчас.
Я передал шестерёнку.
– Нэт, дарагой, мне надо три дня. Через три дня она будет у Миши.
Через три дня Миносян принёс мне новую детальку и повреждённую. Они были
похожи, как две капли воды.
– Этот пакет тоже тебе. Его передал мой друг Иосиф.
– А что в нём?
– Посмотрим после окончания занятий. Сразу не убегай.
После занятий мы зашли в свободную аудиторию, и Миносян раскрыл пакет:
– Снимай свою зелень, примерим.  Это был красивый светлый костюм. Он
подошёл мне, как будто был сшит по заказу.
– Что это значит, Миша?
– Это тебе подарок от моего друга.
– Нет, Миша, так дело не пойдёт! За что подарок?  Я ничего для него не сделал,
а он мне сделал шестерёнку, которую сделать никто не брался.
– Так принято у нас на Кавказе. За добрые дела.
– А у нас, на Украине, принято за всё платить. Мне костюм очень нравится, и я
его с удовольствием и благодарностью приму, только стоимость оплачу.
– Ну, это ты объяснишь моему другу. Думаю, что он обидится.
    Через неделю мы в том же составе прибыли к Иосифу, тот с порога:
– Как тебе подарок, дарагой, подошёл?
Тут вмешался Миносян и передал мою реакцию на подарок. Иосиф замахал
руками:
– Нэт, нэт и нэт! Разговор закончен!
– В таком случае, Иосиф, я дарю Вам за услугу свои часы «Москва». Они будут напоминать о нашей встрече и говорить о самом ценном в нашей жизни – Вре –
мени.
– Спасибо, дарагой. С радостью принимаю. Ты правильно гаваришь. Время –
самая ценная штука в нашей жизни. А подарок от чистого сердца продлевает
Время  этой жизни…
    Сейчас думаю: «Наверно, я получал много подарков от чистого сердца, потому и дожил до глубокой старости. И вместе с тем, неоднократно ощутил,
что преподносить подарок хорошему человеку – настоящее счастье.

24.05.2020





                ПЛАЧУЩИЙ КОМАР

    Мы с проверяющим зашли в приёмную директора, встретила нас роскошная
дама. Всё было при ней: и взыскательный костюм, и в меру модная причёска, и пылающие глаза, и милая улыбка. Она учтиво произнесла:
 – У Владимира Петровича – посетитель, через минуту он выйдет и сразу же
заходите.
Вид проверяющего был такой, о котором обычно говорят:  «Подобного богаты –
ря впору соплёй перешибить» Но тот бодренько изрёк:
 – Не найду у вас крамолы, пройдя все ваши линии производства, можете меня
выбросить через эту форточку.
Дама парировала:
– А если найдёте, извольте сделать это со мной.
– Вижу, это будет непросто, но постараюсь.
Посетитель вышел из кабинета директора и кивнул проверяющему:
– Владимир Петрович ждёт вас.
– Я переспросил:
– Одного его? Тот пожал плечами.
Проверяющий зашёл, а я остался за дверью.
Вдруг слышу: что-то в кабинете глухо рухнуло.
Я машинально открыл дверь кабинета. На полу, застеленном ковром,  лежал,
проверяющий. Я быстренько подбежал к нему, и мы с директором усадили   
его в кресло. Наш герой вытирал окровавленный нос. Директор глянул на меня:
– Что же вы его не сопроводили? Видите, в каком он состоянии.
Я взял проверяющего под руку и двинулся в приёмную. Тот виновато шепнул:
– О ковёр споткнулся.
Директор вслед приказал:
– Окажите ему первую помощь и сопроводите в гостиницу. Ко мне приходите
завтра.
    В гостинице я оказал пострадавшему помощь. Тот лёг на постель одетым и
почти сразу уснул. Я позвонил секретарше, обрисовал обстановку, та посовето–
вала охранять сон «героя», что я и начал претворять в жизнь. Где-то, через час
мой подопечный проснулся с припухшим носом и красной щекой и посмотрел
на меня удивлёнными глазами.
    – Мы в гостинице, – сказал я проснувшемуся, – как ты себя чувствуешь?
Нос у тебя немного припух и покраснела щека. Ты, наверно, упал на руку, и
она приняла на себя главный удар.
    – А мне приснилось, что мы с тобой, как прежде, в школе, и я за тобой всё
время гонюсь: там, где ты получаешь «пятёрку», я – с натягом «тройку», ко
мне обращаются учителя по фамилии, а к тебе: «Вася! Вася!»  и в институте –
догоняю тебя, и на службе – догоняю. Самую красивую девчонку в классе ты 



взял потом себе  в  жёны, а я до сих пор – холостяк, Ты думаешь, что я завидую
тебе? Да! Завидую! А ты – хорош гусь! Всё тебе даётся, как поётся. А я вот, как
сегодня, падаю на ровном месте. И секретарша директора на тебе задержала
взгляд. Ты же – всегда трезв, как стёклышко.
– А кто тебя принуждает столь усердно баловаться градусами?    
– Не кто, а что. Это самое – догоняние. Вот и сейчас в наш номер залетел комар.
Плюгавенький, чахоточный, плачущий. Он же сел не на твой благородный нос,
а на мой расквашенный. Это потому, что хорошее идёт к хорошему, а дерьмо…
Ну, ты понял.
– Твою философию я всегда чувствовал спиной. Да родись ты немного раньше,
наверняка отобрал бы хлеб у Сковороды. Давай-ка  пройдёмся с тобой по улице,
пообедаем в кафе. 
– С таким-то носом?
– Раны героя украшают.
– И зеваку – тоже. Ну, да ладно. Развеемся.
Зашли в кафе. Мой догоняющий взглянул в зеркало, махнул рукой:
– Сойдёт.
Взяли суп-лапшу с курицей, оладьи, кофе и по чуть-чуть. Посидели, погудели.
Вышли во двор. Сели на скамейку. Мне собеседник:
– Что я тебе говорил: опять чахоточный, плачущий комар сел не на твой, а на
мой припухший  нос и не стал улетать, пока я его не прихлопнул, родное во мне
почувствовал. А ты говоришь! Он снял плащ, повесил на руку, но оттуда выпала
бутылка, угодила в урну и там разбилась вдребезги.
– Вот тебе и на! – возмутился мой спутник! – Это же спирт! Ты понимаешь, ка – кая это ценность?
Он закурил и бросил спичку в урну. Та заполыхала, как факел. А мой философ
сел на траву и заплакал:
– Я больной-пребольной человек, я – плачущий комар. Мне сто лет никто в
душу не заглядывал.
– А хочешь я тебя удивлю?
– Меня уже ничем не удивишь.
– И всё ж. Ты что в секретарше Верку не узнал? Она одно время с нами училась
в одном классе. Такая серенькая дурнушка. Ещё на тебя поглядывала. Потом
уехала с родителями в Штаты. Теперь она – помощник директора.
– Как не помнить Верку-грязнушку? Она мне долго писала из Штатов, потом
перестала. Я ей, правда, ни разу не ответил.
– А теперь?
– Если только это та Верка. Теперь она – царица.
– Кстати, теперь не замужем.







– Не замужем эта красавица?! Да брось ты.
– Завтра пойдём к директору, и ты у неё попросишь прощения за свои неответы.
Но завтра мы к директору не пошли. Его вызвали в Москву, и он попросил без
него ничего не проверять. Проверку перенесли на другой срок. А мой проверя –
ющий, он же – одноклассник и бегун за мной, которого звали Виктор Иванович
Щеглов к Верке ходил один, попросил прощения за неответы и за то, что не
узнал её. Щеглов тут же сделал ей предложение, которое Вера Васильевна
приняла и вскоре начала уводить его от змия. Виктор Иванович старательно
следовал её советам, что помогло превратить его в настоящего джентльмена.
А директор слышал о нём как о тонком аналитике, крепком инженере и при–
гласил на своё предприятие, предложив ему возглавить сложный отдел. Теперь
мы дружим семьями и на досуге с юмором вспоминаем о плачущем комаре.

1.06.2020





 






















             

    



 






















             





















   Эшелон, составленный из товарных вагонов, медленно полз по рельсам Южной 
железной дороги с призывниками  – будущими защитниками отечества. Колёса
с резвой задоринкой щедро сыпали стальной горох, паровоз с грустинкой взды –
хал: «Ах, ах, ах!»  «Ух, ух, ух!»  Паровозный гудок подбадривал: «Бегу, бегу, бегу!», «Лечу, лечу, лечу!»
      В каждом вагоне стояла печка «буржуйка», под стенками – в три яруса были
размещены полки из грубо строганных досок. В углу ютился ящик с углём,
рядом – дрова. Меня донимало чувство неопределённости и загадочности.                Эшелон вдруг остановился, чтобы принять очередное пополнение. Зашло 
несколько призывников. В вагон заглянул сопровождающий офицер и спросил:
– Больные есть?
– Я!
– Фамилия.
– Переверзев.
– Идём со мной.   
Вскоре Переверзев вернулся:
– Выпил бодрящего.
И мы опять услышали стальной горох колёс и паровозное «Ах, ах, ах!» «Ух, ух, ух!». Эшелон снова остановился. Вошли несколько призывников.
Офицер:
– Спортсмены есть?
– Я!
Это снова был Переверзев.
– Каким видом спорта занимался? – спросил офицер.
– Разными.
– Например?
– Бокс, борьба, лёгкая атлетика.
– Что-то можешь показать?
– Если найдутся партнёры или спортивные снаряды…
Партнёров не нашлось. Переверзев попросил разрешения «что-то показать на
траве». Он стал на голову, через мгновение сделал тройное сальто и оказался
стоящим на двух вытянутых руках. Согнул ноги в коленях, подвигал ступнями
и снова, сделав тройное сальто, заулыбался стоящим на одной руке. Сел на 
«траву» и положил ноги себе на плечи. 
– А сальто? – хмыкнул офицер.
Переверзев вытащил носовой платок, смахнул с одежды снег и перед офицером
сделал сальто.
– Будем знакомы, – сказал офицер и сделал сальто перед Переверзевым. И тут
же паровозное «Ах, ах, ах!», «Ух, ух, ух!» подняло нас в вагон.




   Колёса включили свой стальной горох. У «буржуйки» уютно уселся призыв –
ник. Поленья протяжно засвистели синичками, замолчали и заполыхали. Видно,
парень знал своё дело. По вагону по-хозяйски прошёлся тёплый душок. Потяну–
ло на сон. Кто-то сказал, что температура воздуха минус десять градусов, к ночи
будет понижаться. 
     До захода солнца было ещё часа два. Эшелон остановился. Поёживаясь, мы
вышли навстречу зимнему ветру и морозцу. Офицер показал на дерево, стоя –
щее метрах в пятистах от железной дороги и сказал:
– Там что-то происходит. Я посмотрел на сценку и доложил офицеру:
– Кажется, трое парней избивают четвёртого, который еле стоит на ногах. Офи–
цер прищурил глаз:
– А кто бы смог прояснить ситуацию?
– Я попробую, – поднял руку Переверзев. Офицер:
– А сможешь? Глянь, какие у них перекошенные лица. Но Переверзев уже бе –
жал к дереву.  Вскоре вся четвёрка под водительством Переверзева стояла
перед офицером. У троих были связаны руки за спиной, четвёртый переминался
с ноги на ногу и вытирал какой-то тряпицей окровавленное лицо.
– Вот, – сказал Переверзев, – из-за девчонки. У Переверзева лицо тоже было в крови.
– Как ты? – спросил его офицер.
 – А-а-х! – махнул рукой Переверзев, – пропустил боковой удар, но зато  три
нокаута сделали своё дело. А руки они сами связали друг другу. Штаны-то у
них на честном  слове держатся.  Надо вызывать милицию.
– А кто это сделает? – спросил  офицер. 
– Я, – бросил  Переверзев.
– Отставить! – рявкнул офицер, – кто знает эти места?
– Я, – поднял руку Переверзев, – и милицию вызову я.
Переверзев вернулся быстро. И снова посыпался стальной горох колёс и про–
должались воздыхания паровоза. Эшелон вскоре опять остановился. В вагон заглянул офицер:
     – У вас тут полный ажур. Тепло. У многих, наверно, есть бутерброды, булки, печенье. Мы начали дружно хвастаться тем, что у нас есть.
– В таком случае, – улыбнулся офицер, – греем чай и будем ужинать, так что…
И тут послышался крик женщины. Офицер подмигнул Переверзеву:
– Никак понадобятся твои услуги?
     – Я готов! – вскочил Переверзев. Вскоре он вернулся:
     – Недалеко отсюда рожает женщина. Когда-то я ассистировал этот процесс, но
если бы мне кто-нибудь помог перенести её в помещение. Нашлись три добро–
вольца. Переверзев долго не появлялся. Офицер сам решил разыскать Перевер– зева, но тот шёл навстречу, сияя, как майское утро после дождя:






– Одним гражданином отечества стало больше!
А эшелон дошёл по назначению, как поётся в песне:
«Поезд пошёл своим путём,
А я пошёл – своим».
И случилось это – более 60 лет тому назад. Но до сих пор вспоминаю «стальной
горох вагонных колёс» и паровозные воздыхания эшелона: «Ах, ах, ах», «Ух, ух,
ух!», на что жизнь отвечает: «Бегу, бегу, бегу!», «Лечу, лечу, лечу!». Конечно
же, помню виртуозные действа Переверзева, с которым служили в разных час –
тях и долго переписывались после службы.

22.05.2020


                НСТОЯЩЕЕ СЧАСТЬЕ

      В аудиторию вошёл преподаватель подполковник Удалов.
– Встать! Смирно! – скомандовал капитан Ященко, – товарищ подполковник,
22 –я группа офицеров собрана для проведения занятий. Докладывает староста
группы капитан Ященко.
– Здравствуйте, товарищи офицеры!
– Здравия желаем, товарищ подполковник!
– Прошу садиться. Сегодня мы сначала повторим то, о  чём говорили на прош–
лом занятии. Вам слово, старший лейтенант Миносян.
– Простите, товарищ подполковник, я нэ знаю. Бэглар знает.
Беглар – старший лейтенант Гелашвили встаёт:   
– Товарищ подполковник, разрешите обратиться к Миносяну.
– Обращайтесь.
– Миша!
– Отставить! Говорите, как положено по уставу.
– Простите, товарищ подполковник. Ты, старший лейтенант Миносян, отдел
позоришь, Комитет позоришь, республику позоришь.
– Понятно, старший лейтенант Гелашвили, а вы, Миносян, делайте вывод.
Садитесь оба.
– Разрешите обратиться, товарищ подполковник. Старший лейтенант Миносян.
– Докладывайте.
– Товарищ подполковник, вывод я сделал да и Гелашвили меня покритиковал.
 Позвольте мне отвечать.
– Отвечайте.







Миносян чётко и, как мне показалось, задорно рассказал о материале прошлого
занятия.
– Хорошо. Давно бы так.
– Но Бэглар знает лучше. Не унимался Миносян. Гелашвили заулыбался. Улыб –нулся и преподаватель. По аудитории прошёл какой-то неуловимый свет.
    Во время перерыва офицеры подходили то к Миносяну, то к Гелашвили. Кто
молча, кто благодарил Миносяна, кто укорял Гелашвили, который сказал:
– Прорвало меня. Я виноват.
– Да брось, Бэглар. Просто я посмотрел, какой ты хмурый, подумал: может,
что-то грустное из дому получил. Гелашвили печально посмотрел на Миносяна:
– Грустное, и даже очень, из Тбилиси я действительно получил. Но это сути не меняет, а ты среагировал по-своему. Не обижайся.
– Обижаться не буду, но не даром. Я обещал познакомить тебя со своим зем –
ляком. Сегодня с ним встречаюсь. Может, вместе поедем? Кстати, он – грузин.
– Поедем.
    И меня возьмите – попросил я.
Миносян и Гелашвили кивнули головами в знак согласия.
Я много слышал о друге Миносяна и хотел попросить его о небольшом дельце.
   И вот мы на одной из окраин Москвы. Перед нами торговая точка-мастерская.
Миносян представляет стоящему за прилавком мужчине лет пятидесяти Бэглара
и меня. Тот представляется сам:
– Иосиф, – и восторженно произносит: дело у меня к харьковчанину.
– Хорошее или так себе? – спросил Миносян.
– Скорее всего, хорошее. Сразу, после войны, я был в Харькове и узнал, что в
городе проживает классный мастер по переделке гармошек с немецкого строя на русский. Тогда это было очень модно. Из Германии много понавезли гармошек.
– А в чём состоит эта переделка? – поинтересовался Миносян.
– Немецкий строй: гармошку растягиваешь – один звук, сжимаешь – другой. А
русский: сжимаешь и растягиваешь – один и тот же звук. Но мастер, оказалось,
жил не в Харькове. В Харькове учился его сын. Я оставил гармошку своему другу, а тот передал сыну мастера. До сих пор помню, что фамилия мастера бы–
ла Воргуль, а сына звали Владимир или Виктор.
– А может, Василий? – осторожно спросил Миносян.
– Точно – Василий.
– Как ни странно: Василий – перед Вами.
– Да! – подтвердил я, – отец перестраивал гармошку какому-то грузину. Тот хорошо заплатил, а потом прислал хвалебное письмо. Грузины умеют благо –
дарить. Отец своим друзьям рассказывал, что к грузину приходил амбициозный
мастер, пытался найти погрешности в переделке. Потом воскликнул: – Работу сделал или Бог или дьявол. Придраться не к чему!   





– Дарагой Василий, это чудо, что я тебя встретил. Проси, что угодно, всё для
тебя сделаю.
– Вы меня извините, но заслуги тут моей никакой нет. А вот, если у Вас будет
 возможность, попробуйте отыскать шестерёнку для настенных часов. Я ношу её   
с собой давно. В ней три зубчика выломано.
– Давай сюда. Сделаю сейчас.
Я передал шестерёнку.
– Нэт, дарагой, мне надо три дня. Через три дня она будет у Миши.
Через три дня Миносян принёс мне новую детальку и повреждённую. Они были
похожи, как две капли воды.
– Этот пакет тоже тебе. Его передал мой друг Иосиф.
– А что в нём?
– Посмотрим после окончания занятий. Сразу не убегай.
После занятий мы зашли в свободную аудиторию, и Миносян раскрыл пакет:
– Снимай свою зелень, примерим.  Это был красивый светлый костюм. Он
подошёл мне, как будто был сшит по заказу.
– Что это значит, Миша?
– Это тебе подарок от моего друга.
– Нет, Миша, так дело не пойдёт! За что подарок?  Я ничего для него не сделал,
а он мне сделал шестерёнку, которую сделать никто не брался.
– Так принято у нас на Кавказе. За добрые дела.
– А у нас, на Украине, принято за всё платить. Мне костюм очень нравится, и я
его с удовольствием и благодарностью приму, только стоимость оплачу.
– Ну, это ты объяснишь моему другу. Думаю, что он обидится.
    Через неделю мы в том же составе прибыли к Иосифу, тот с порога:
– Как тебе подарок, дарагой, подошёл?
Тут вмешался Миносян и передал мою реакцию на подарок. Иосиф замахал
руками:
– Нэт, нэт и нэт! Разговор закончен!
– В таком случае, Иосиф, я дарю Вам за услугу свои часы «Москва». Они будут напоминать о нашей встрече и говорить о самом ценном в нашей жизни – Вре –
мени.
– Спасибо, дарагой. С радостью принимаю. Ты правильно гаваришь. Время –
самая ценная штука в нашей жизни. А подарок от чистого сердца продлевает
Время  этой жизни…
    Сейчас думаю: «Наверно, я получал много подарков от чистого сердца, потому и дожил до глубокой старости. И вместе с тем, неоднократно ощутил,
что преподносить подарок хорошему человеку – настоящее счастье.

24.05.2020





                ПЛАЧУЩИЙ КОМАР

    Мы с проверяющим зашли в приёмную директора, встретила нас роскошная
дама. Всё было при ней: и взыскательный костюм, и в меру модная причёска, и пылающие глаза, и милая улыбка. Она учтиво произнесла:
 – У Владимира Петровича – посетитель, через минуту он выйдет и сразу же
заходите.
Вид проверяющего был такой, о котором обычно говорят:  «Подобного богаты –
ря впору соплёй перешибить» Но тот бодренько изрёк:
 – Не найду у вас крамолы, пройдя все ваши линии производства, можете меня
выбросить через эту форточку.
Дама парировала:
– А если найдёте, извольте сделать это со мной.
– Вижу, это будет непросто, но постараюсь.
Посетитель вышел из кабинета директора и кивнул проверяющему:
– Владимир Петрович ждёт вас.
– Я переспросил:
– Одного его? Тот пожал плечами.
Проверяющий зашёл, а я остался за дверью.
Вдруг слышу: что-то в кабинете глухо рухнуло.
Я машинально открыл дверь кабинета. На полу, застеленном ковром,  лежал,
проверяющий. Я быстренько подбежал к нему, и мы с директором усадили   
его в кресло. Наш герой вытирал окровавленный нос. Директор глянул на меня:
– Что же вы его не сопроводили? Видите, в каком он состоянии.
Я взял проверяющего под руку и двинулся в приёмную. Тот виновато шепнул:
– О ковёр споткнулся.
Директор вслед приказал:
– Окажите ему первую помощь и сопроводите в гостиницу. Ко мне приходите
завтра.
    В гостинице я оказал пострадавшему помощь. Тот лёг на постель одетым и
почти сразу уснул. Я позвонил секретарше, обрисовал обстановку, та посовето–
вала охранять сон «героя», что я и начал претворять в жизнь. Где-то, через час
мой подопечный проснулся с припухшим носом и красной щекой и посмотрел
на меня удивлёнными глазами.
    – Мы в гостинице, – сказал я проснувшемуся, – как ты себя чувствуешь?
Нос у тебя немного припух и покраснела щека. Ты, наверно, упал на руку, и
она приняла на себя главный удар.
    – А мне приснилось, что мы с тобой, как прежде, в школе, и я за тобой всё
время гонюсь: там, где ты получаешь «пятёрку», я – с натягом «тройку», ко
мне обращаются учителя по фамилии, а к тебе: «Вася! Вася!»  и в институте –
догоняю тебя, и на службе – догоняю. Самую красивую девчонку в классе ты 



взял потом себе  в  жёны, а я до сих пор – холостяк, Ты думаешь, что я завидую
тебе? Да! Завидую! А ты – хорош гусь! Всё тебе даётся, как поётся. А я вот, как
сегодня, падаю на ровном месте. И секретарша директора на тебе задержала
взгляд. Ты же – всегда трезв, как стёклышко.
– А кто тебя принуждает столь усердно баловаться градусами?    
– Не кто, а что. Это самое – догоняние. Вот и сейчас в наш номер залетел комар.
Плюгавенький, чахоточный, плачущий. Он же сел не на твой благородный нос,
а на мой расквашенный. Это потому, что хорошее идёт к хорошему, а дерьмо…
Ну, ты понял.
– Твою философию я всегда чувствовал спиной. Да родись ты немного раньше,
наверняка отобрал бы хлеб у Сковороды. Давай-ка  пройдёмся с тобой по улице,
пообедаем в кафе. 
– С таким-то носом?
– Раны героя украшают.
– И зеваку – тоже. Ну, да ладно. Развеемся.
Зашли в кафе. Мой догоняющий взглянул в зеркало, махнул рукой:
– Сойдёт.
Взяли суп-лапшу с курицей, оладьи, кофе и по чуть-чуть. Посидели, погудели.
Вышли во двор. Сели на скамейку. Мне собеседник:
– Что я тебе говорил: опять чахоточный, плачущий комар сел не на твой, а на
мой припухший  нос и не стал улетать, пока я его не прихлопнул, родное во мне
почувствовал. А ты говоришь! Он снял плащ, повесил на руку, но оттуда выпала
бутылка, угодила в урну и там разбилась вдребезги.
– Вот тебе и на! – возмутился мой спутник! – Это же спирт! Ты понимаешь, ка – кая это ценность?
Он закурил и бросил спичку в урну. Та заполыхала, как факел. А мой философ
сел на траву и заплакал:
– Я больной-пребольной человек, я – плачущий комар. Мне сто лет никто в
душу не заглядывал.
– А хочешь я тебя удивлю?
– Меня уже ничем не удивишь.
– И всё ж. Ты что в секретарше Верку не узнал? Она одно время с нами училась
в одном классе. Такая серенькая дурнушка. Ещё на тебя поглядывала. Потом
уехала с родителями в Штаты. Теперь она – помощник директора.
– Как не помнить Верку-грязнушку? Она мне долго писала из Штатов, потом
перестала. Я ей, правда, ни разу не ответил.
– А теперь?
– Если только это та Верка. Теперь она – царица.
– Кстати, теперь не замужем.







– Не замужем эта красавица?! Да брось ты.
– Завтра пойдём к директору, и ты у неё попросишь прощения за свои неответы.
Но завтра мы к директору не пошли. Его вызвали в Москву, и он попросил без
него ничего не проверять. Проверку перенесли на другой срок. А мой проверя –
ющий, он же – одноклассник и бегун за мной, которого звали Виктор Иванович
Щеглов к Верке ходил один, попросил прощения за неответы и за то, что не
узнал её. Щеглов тут же сделал ей предложение, которое Вера Васильевна
приняла и вскоре начала уводить его от змия. Виктор Иванович старательно
следовал её советам, что помогло превратить его в настоящего джентльмена.
А директор слышал о нём как о тонком аналитике, крепком инженере и при–
гласил на своё предприятие, предложив ему возглавить сложный отдел. Теперь
мы дружим семьями и на досуге с юмором вспоминаем о плачущем комаре.

1.06.2020