Черный человек в проеме окон

Первые окна...Село Константиново



Полифония образа окна в поэме С.Есенина "Черный человек".



В статье дан идейно-художественный анализ своеобразия многоуровневого образа окна, употребленного дважды: в центральной части произведения и финале. Мотивы отчужденности гения, иллюзорности отражений и философии творчества, проявленные в поэме, даны в сопоставлении с этой значимой деталью.

Поэма — одно из последних произведений поэта, со времени ее завершения до рокового "До свиданья друг, мой, до свиданья.." пройдет около месяца. Это время в общественном сознании почти всегда ассоциируется с итогами уходящего года. Декабрь — сложный месяц, мало света, много влаги и теней. Необходимость обновления при выхолощенной за год жизни: холодом одиночества, отсутствием отдачи от искусства, усталостью от себя и жизни.

Все эти темы переплелись в "Черном..." и стали похожи на болезненный хор образов, объединенных по принципу авторства. Произведение написано в стиле внутреннего монолога, прерываемого потоками воспоминаний, которые вспыхивают, как спички в темной комнате: событиями когда-то оставившими след и вернувшимися пустотой разочарования, в себе и мире.

Финал поэмы в фокусе образа собрал все переживания и мысли. Разобщенность восприятия и настроение декаданса  уместились в маленькой неприметной детали, которая, благодаря своей глубине и объемности толкований, вместила богатый сюжет событий автора. Это образ окна, из которого пробивается рассвет. В конце поэмы он появится второй раз. Еще одно обращение к нему произойдет в центральной части произведения, где лирический герой нарисован стоящим у окна в одиночестве, вне ожиданий и друзей.


Иллюзия видимого мира и тема одиночества


Если представить эту подробность интерьера как иносказательное отражение устройства мира, где всегда существует два плана: духовный и материальный,— она как никакая другая точно и многозначно передает систему организации внутренних и внешних проекций человека. То, что видно за окном, считается реальностью. Но стекла в рамах могут меняться: в разбитом или забрызганном подтеками дождя стекле в восприятии и реальность выглядит иначе. Бывший песок, прошедший горнило огня — особый материал, который, с одной стороны, делает объекты видимыми, с другой — недоступными. Как в ситуации с локтем, близость — не обещание взаимодействия, контакта, транзакции, проникновения.

Этот мотив одиночества жизни за невидимым стеклом, где кажется, все рядом, но на поверку выходит, что в болезни и холоде некуда идти, пронизывает произведение чувством неустроенности, переданным автором в подробностях. Даже когда в строчках не появляется мотив "стекла", косвенно он присутствует на уровне подсознания, связывающего с ним тему алкоголя. Звук стекла ассоциируется с иллюзией опьянения, когда шоры восприятия растворяются в распахнутости сознания, ощущающего чувство могущества, вседозволенности и отсутствия препятствий. Пить, с точки зрения простой физиологии, это тоже питать свой внутренний мир. Эффект непроницаемого "стекла" на время исчезает. К этой иллюзии, открывающей ментальные тропы к творчеству  подпиткой из темных эгрегоров, автор обращался неоднократно. Особенно часто это происходило, когда закрывались другие источники вдохновения — любовные переживания и дружеская поддержка.

Тему незавершенности ожиданий, недосягаемости мечты за броней стекла, лирическому герою озвучивает "черный человек", не дающий спать и гнусавящий его книгу жизни, особенно в эпизодах "прекраснейших мыслей и планов". Стеклянная боль несоответствия желаний и происходящих событий дистанцируется от образа лирического героя введенным персонажем, который в литературоведении оценивается как alter ego или двойник самого поэта. Классическое литературоведение отсылает к первоисточникам подобных персонажей: образу Карамазова у Достоевского, черного человека в "Маленьких трагедиях" А.С.Пушкина и произведению Гете "Фауст". Но даже продолжая традиции, поэту удается обособить своего героя глубиной и психологизмом переживаний, отсутствием излишней метафоричности и почти документальным, близким к реальности, описанием физиологии процесса абстиненции. Но в контексте поэмы, это отравление происходит не от употребления алкоголя, а скорее всего является ценой славы и творчества.

Третья область использования стекла, не менее распространенная, чем упомянутые ранее (окна, бутылки и стаканы, другая посуда, из которой пьют) появляется неожиданно в образе водолаза. Этот художественный прием, введенный как отрицательное сравнение "черного человека", вновь приводит к теме изоляции и отгороженности от среды, в которой обитает автор. Жизнь человека — в прошлом сильно связана с морем и водой, так считают не только биологи, но и художники. Ранее близкая и родная среда стала чуждой, и единственный способ безопасно оказаться в ее глубинах, это защититься непроницаемым костюмом и окошком иллюминатора, чтобы хотя бы через стекло увидеть подводную обитель. Такой образ отсылает к использованию материала в линзах очков. Глаза, спрятанные за стекла, непроницаемый резиновый костюм, — все это в совокупности усиливает тему отчужденности.  Создается образ отшельника, вынужденного менять среду обитания переходом из одного отторжения в другое.

Тема водолаза могла появиться, как камертон смерти, связанный с трагической историей Айседоры Дункан, потерявшей детей в утонувшем автомобиле. О том, что эта вероятность существует, свидетельствует отсылка к одному из образов поэмы "какую-то женщину, сорока с лишним лет ...".

Так, тема "стекла", соединившись в трех ипостасях: окне, алкоголе и водолазе, — аллегорически отразила чувство внутреннего разлома и разобщенности лирического героя, фоновым настроением создав у читателя психологическое ощущение холода, неустроенности, безнадежности.


Система отражений как ведущий принцип поэзии и стекла


Почти все, что происходит в проекции оконного стекла, при изменении угла зрения, может стать отражением. Это свойство материала использовалось для создания зеркала —  поверхности, наиболее полно и релевантно, отражающей две стороны мира, настоящую и иллюзорную. Эта тема в поэме отзовется в финале, где лирический герой разбивает свое зеркало, а в окошке после умершего месяца "синеет рассвет".

Гениальные стихи по каналам чувств и эмоций, через тропы и мотивы настроений находят отзвук у читателей. Если представить образно, то их реакция и отражения, пробившиеся резонансами эмпатии, поступков, восхищений, и есть та самая ментальная амальгама, которой художник покрывает непроницаемое стекло, создавая собственную проекцию реальности. В этой метафоре финальный эпизод поэмы выглядит как разрушение созданной нави, над которой лирический герой работал в поэтической мастерской.

Человек не может состоять только из света. Принцип отбрасывания тени существует в мироздании, как объективное условие рождения энергии. И чем сильнее влияние автора на читателя, тем более разрушительными будут обратные процессы отдачи, чтобы для физических законов жизнь гения была оправдана. Слава, такое же коварное явление, как и любовь. При видимой пользе они забирают взамен душевные силы, время, возвращаясь психологическим дискомфортом, депрессией, алкоголем и пустотой.

Искусство — умение иносказательно и релевантно отражать окружение так, чтобы попасть в резонанс многочисленной публики. Это всегда публичность и жажда отклика. Художник-отшельник, еще как-то защищается от резонанса, скрываясь от публики. Автор поэмы вел свою жизнь открыто и публично, и как обычный человек, переживал, если его образ, не совпадал с тем, который близок и понятен. Когда "черный человек" описывает жизнь лирического героя в отражениях, неприятных автору, это выводит его из состояния сна и холода, вызывая живую экспрессивную реакцию негодования. Наступает в жизни художника такой момент, когда он, выхолащивая себя на чужие восприятия, не имеет внешнего источника подпитки, просто погибает от изнеможения. Так высыхает родник, мелеет море. Восхищение толпы коварно, оно через нити образов и строк, вытягивает из автора последние силы. Именно поэтому так популярны в массе стихи о несчастной любви, рефлексии, доводящие до суицида, самоанализ в состоянии глубокого духовного кризиса.

Тема двойничества в жизни художника, символизирующая отношения "объекта и его отражений", как один из уровней образа окна, в поэме описан в эпизоде, который образно можно назвать "иллюзией успешности". В нем лирический герой называет искусство улыбаться, когда в душе свирепствует ураган противоречий, самым важным умением художественной натуры.

Не каждый обычный человек в состоянии облечь негативные переживания в словесную форму. А заковать явление в слово, это в  какой-то степени преодолеть боль. Так многие читатели гасят собственные переживания отражениями чужих слов. В старом зеркале почти всегда есть проплешины, где амальгама от времени стерлась. Такие же пустоты появляются и в художественном континууме поэтов, особенно там, где образы оказались востребованными читателями. И получается, что гости, пришедшие в его образную систему, стерли авторский мир до стекла, оставив поэта ни с чем. Тогда и приходит "черный человек", который несет свои отражения, взамен утраченным. А там, поскольку это негатив, уже не "авантюрист, самой высокой марки", с книгой "прекраснейших мыслей и планов", а "жизнь какого-то прохвоста и забулдыги". Такие эмоциональные качели отчуждения после восторгов и обожания преодолеваются нелегко. Отражения поэта постепенно превращают зеркало в обычное стекло, лишенное глубины и подробностей, оставляя его в одиночестве. Чтобы осталось хоть что-то, лирический герой разбивает зеркало.


Выйти за рамки окна: "месяц умер"


Человек, существо социальное. Поэт — импровизатор слов, пытающийся это опровергнуть. В своей игре с читателем он вынужден часто вырываться вперед или уходить в сторону, не утрачивая связи с социумом. Это почти всегда игра на грани фола. Каждый день образной системой, лексической эквилибристикой художник вынужден вырывать себя из трясины общих восприятий, создавая неповторимые сравнения, тропы и сюжеты, расширяя границы художественного пространства. Но любое творчество имеет свои пределы.  Границы запретов или отказов, отсутствие вдохновения, иссякшая хварна личности приводят к завершению этого опасного путешествия.

Это ощущение лирического героя, как рамы окон, где ситуация видимости иллюзорного мира заканчивается и переходит в транзакцию стен. А эта деталь интерьера, хоть и многозначна в устном творчестве ("дома и стены помогают", "биться головой об стену"), но больше тяготеет к значению преграды, чем защиты. Когда речь идет не о внешнем, а о внутреннем кризисе, образ стен в качестве помощников — бессмысленен. Поэтому в поэме главный герой  предпочитает переживать одиночество  у "окошка".

Образ даже в системе психологического нагнетания дискомфорта оставался каким-то светлым пятном. Он дважды используется в форме с уменьшительно-ласкательным суффиксом. Это значит, что внутреннего отторжения у автора по отношению к этому пространству не было. Стагнация ощущалась, когда черный человек присаживался к нему на постель или кресло.

Образ окна в поэме появляется в непосредственной близости с такими понятиями, как одиночество и смерть. С первым — в середине поэмы, со вторым — в ее конце. И то, и другое — своеобразные рамки, временные и ментальные. Первые говорят о конечности существования в фазе "жизнь". Вторые — свидетели исчерпанности внутренних запасов для сенсорных связей. Чтобы общаться, в человеке должен быть потенциал, который почувствует собеседник. Депрессия — болезненный багет, делающий любой контакт невозможным.

Образ окна, как компромиссная деталь, объясняющая поэту, что так устроена система искусства, в которой любая волна успеха разбивается о берег одиночества. Слава, похожая на наркотик, кратковременна, а свет синеющего рассвета из окна — вечен. Он не зависит от людей, черных двойников и слов, умеющих создавать и разрушать одновременно. Этот образ как внесистемная деталь, примиряющая автора разбитого зеркала с последним месяцем жизни.

Фотография — оригинал, используется с соблюдением авторского права (куплена).