В первый раз

    Наталья, высокая худая женщина неопределенного возраста была, как говорят в народе, «старой девой».
И не то, чтобы не удалась статью, нет, все было в ней: и фигура, и грудь четвертого размера, и белокурые волосы – почти модель на пенсии.
Но, обладая недюжинным IQ, такую же высокую планку ставила и для потенциального избранника. И потому никто из ее окружения не посмел приблизиться к ней. Окончив медицинский, устроилась (не без протекции) в крупный московский институт. И покатилась жизнь по накатанным рельсам: дом – работа – дом.
И дома и на работе все было хорошо.
Отец, бывший фронтовик, кавалер многих орденов и медалей, уважаемый в поселке человек. Мать, в прошлом учительница, строгая, но с такой мягкостью и добротой в душе, что всяк сущий тянулся к ней: и дети, и старики, и животные, которых она обожала.
    Верующей в семье была мать. Отец – атеист, но не воинствующий, видимо,
не все ниточки, связующие с Богом, порвал за свою жизнь.
А Наталья пошла в отца. И внешностью, и характером, и убеждениями. В храм не ходила – к великому огорчению матери.
    Так, незаметно, миновала Наталья цветущий детородный возраст. Постарели и родители. Тяжело заболела мать. Умирая, просила дочь об одном: жить с Богом в душе.
    И остались Наталья с престарелым отцом одни в огромном деревянном доме, который строил Натальин прадед.
Все тяжелее и тяжелее было ей. Но лямку свою тянула изо всех сил. Отец ведь. И пусть старческая деменция постепенно брала верх, отменное питание держало его на плаву. А еще – достойный уход, чистая постель, белье, ежедневная влажная уборка.
    Так и жили, и старились оба потихоньку.
Наталья работала в Москве, все в том же институте. Возвращалась домой поздно. От платформы до дома было примерно полкилометра пешком.
    В этот день ей пришлось задержаться на работе. Неадекватный больной сделал попытку суицида. Снизить порог возбудимости удалось только к вечеру. А дорога из Москвы в ближнее Подмосковье занимала добрых два часа.
Стояла осень. Не та, золотая, от которой на душе светло и немного грустно, а изрядно полысевшая и поседевшая до самых кончиков печально опущенных веток застывших деревьев. Темнело рано.
    Когда Наталья сошла с электрички, обнаружила, что платформа почти пуста. Трое пассажиров вместе с ней двинулись в сторону турникетов – двое молодых людей, парень и девушка, и мужчина средних лет. Все свернули на Лесную, широкую, но не асфальтированную улицу, по сторонам которой выстроились частные дома, огороженные заборами разных калибров, к ним жались чахлые деревца и облетевшие кусты акации.
    Парень с девушкой, сдабривая громкую беседу смехом, скоро скрылись из вида. Впереди Натальи шел мужчина. Ей стало страшно.
Маньяк? Насильник? Грабитель? Или все вместе?
Мысли суматошно бились в мозгу, захлестывая горячей липкой волной разум. Вдруг мужчина остановился и повернулся к ней лицом.
В тусклом свете фонаря блеснул хищный взгляд. Но особенно ее поразила улыбка – совершенно беззубая на молодом лице. Мужчине было не больше тридцати. Он годился ей в сыновья.
    Несколько минут они стояли и молча смотрели друг на друга. Затем он двинулся ей навстречу. Чувствуя противный холод, побежавший по спине, рукам и ногам, она, стараясь хотя бы видимо сохранять спокойствие, сказала незнакомцу:
- Не смейте! Здесь в каждом дворе собаки. Я буду кричать.
На что он, беззубо улыбаясь, показал острую заточку.
- Крикнешь – это будет в тебе. Раздевайся.
В следующее мгновение, подойдя вплотную, он дернул молнию пуховика, и она беззащитно расползлась, открыв трясущееся от ужаса женское тело.
А дальше все было так, как на порносайтах, куда она периодически заходила, будучи моложе. Нет, не так. В тысячу раз уродливей.
    Когда он, кончая, застонал, внутри нее что-то вдруг взорвалось, и мириады острых осколков заполнили все ее существо, воткнулись в каждую клетку ее измученного тела. Это были настолько сильные ощущения, никогда до сих пор не испытываемые ею, что на некоторое время она потеряла сознание. А когда пришла в себя, насильника рядом не было.
Нашарив в полутьме сумку, Наталья обнаружила, что та пуста. Кое-как поднявшись и запахнув пуховик, двинулась к дому, до которого и было всего-то метров двести. Но шла она их долго и трудно.
    Отец не спал, хотя было далеко за полночь.
- Что-то случилось?
- Все хорошо, папа, все хорошо… Ложись спать.
Не раздеваясь, она прошла в свою (бывшую материну) комнату и упала на колени перед единственной иконой Спасителя, любимой иконой своей матери.
    В первый раз она стояла перед НИМ. На коленях. Долго. Бесслезно и молча.
В первый раз молилась. А, может, и не молилась вовсе?
Ведь человеческая душа – потемки…
12 ноября 2020 г. Жуковский