Э. Дега

Уносила в безумство река
после литра дешёвейшей бражки:
пачки, лица, пуанты и ляжки
балерины являли Дега.

Он им делал на пальцах козла,
неприлично травил анекдоты, -
и неслись перед ним зеркала,
и кружили девицы до рвоты:

у Дега (столько прожито лет!)
тут не то чтобы съехала крыша –
набросал бы он за день портрет,
но не хочет об этом и слышать.

И, как на душу Бог положил,
танцовщицу он косо рисует:
руки, шея, спина, веер жил, -
семенит это всё и гарцует…

Запах пота, дыхание, скрип
половиц, матерщина, работа
и работа, и кружится нимф
отделение, взвод или рота;

батальон занимает шантан,
оголяются стройные ножки –
так долбают сержантши канкан,
что с чулок расстреляли застёжки;

десять, двадцать и сотня их вот:
на бумагах, в картонах и глине,
даже кажется, в 2 – 3 картинах
всем составом театр живёт…

На ступенях у Гранд Оперa,
оседавших под тяжестью неба
нерешительно, отпрыском Феба
приставал к балеринам Дега,

умолял, подхалимил. Сулил
неизменную таксу – червонец,
и девах, что блудливый гасконец,
в мастерскую под ручки водил…