Квартира

Квартира


Человек, лежащий у стены,
Рядового, средненького роста,
Ждёт, как все, какой-нибудь весны,
Покрываясь вечности коростой.

Широка ль спартанская кровать?
Всяк не шире родины и речи.
Опустела — станем горевать,
Языку родному не переча.

Предводитель кошек и котов
Не боится мрака и сияний.
Он давно к подобному готов.
Падал в то же самое по пьяни.

Ангелы в прихожей не видны.
Но не потому, что их там нету.
Тем сподручней цапать со спины,
Чтоб тащить во тьму или ко свету.

В пустоте, как дым, змеится суть.
За окном вселенная со стажем.
Путь до кухни — тропочка в лесу.
Не спасёт и правды не расскажет.



Оглядываясь


Я люблю угрюмые дома.
Одинокие светящиеся окна.
Снег засыпал книжные тома.
А страницы слиплись и промокли.

На следы убытия людей
Намекают хмурые подъезды.
Солнце отражается в слюде.
Закрывает мир от взгляда бездны.

Мы живём для них. Они — для нас,
Что всегда выходит много дольше.
Сотни глаз из каждого окна
Видели одну и ту же площадь.

Выли бомбы. Царствовал пожар.
Незаметно в мареве столетий
Кирпичи подтачивала ржа.
Мы для них лишь маленькие дети.

Где-то там на миг мелькнул и я.
И меня запомнили, как многих,
Стены неприметного жилья.
Скрипы половицы у порога.



Натюрморт


Вот и фрукты на столе.
Вот и кровь, и лимфа лета.
Тихо тикают сто лет,
Что составят жизнь поэта.

То есть, где-то пять минут.
Строчки — вены на бумаге.
Тянет на себя вину
Безнадёжно белый ангел.

Но ему не почернеть.
Даже красным он не станет.
Ведь не злато и не медь.
Не бывал во вражьем стане.

Даже мысленно. Чуть-чуть.
Он всего лишь занавеска.
Скучен, как визит к врачу.
А врачи всегда tedeschi.

Не маши мне тут крылом.
Сквозняком не притворяйся.
Брать не пробуй на излом.
Я давно торгую спайсом.

Сам его произвожу.
Как? Практически, ex nihil...
И за это отсижу
Без особенной шумихи.

За минуту — двадцать лет.
До финала. Без иллюзий.
Спой про чёрный пистолет.
Про последствия контузий...

Были фрукты на столе.
Стали фрукты на картине.
Их червям не одолеть —
От Адама и поныне.