жизнь моя цирк, лицо мольберт

я в последний раз отправляю тебе конверт
с кричащим, исчёрканным вдоль-поперёк письмом
о том, что жизнь моя — цирк, лицо — мольберт,
и радость я каждое утро рисую на нём.

к чему клоунада и все эти мыльные драмы?
во мне не нуждаются те, в ком азарт моих резвых лет,
да и я не признаю того, что они — лицемеры и хамы,
ведь на солнце не ищут пятен. их как будто бы вовсе нет.

канат под ногами дрожит, и тесно мне в куполе красном,
до краёв наполненном хохотом и шквалом рукоплесканий,
но я не виню в этом зрителей — мною выбрано то, что опасно,
а они — мотыльки — слетаются, чтоб увидеть сальто-мортале.

к чему мой бывалый пафос, утомительное многострочие?
я сам не нуждаюсь в тех, кто за мной рвётся в пламени круг,
и они не признают — взаимно бессильны и вне полномочий, —
что я их пленяю тем чувством, которому имя — испуг.

итак, каждый раз я — на грани, посмешище неравнодушное;
и всем я в утеху, забавный. любимец, заплаканный шут.
они, затаивши дыханье, принимают единодушное
решенье смеяться, как только их смертью моею спугнут.

в последний раз я, не робея, говорю (нет, пишу) тебе: стой.
и ты в тот огонь, и ты же — глазами всё вверх да вверх.
когда тебе этот конверт придёт, неприлично простой,
оступлюсь я намеренно ловко. прости, что весь мир отверг.