Песня о сороконожке

Шел по блошиному рынку старый майор-отставник,
Дети давно за границей, как ни ругал их за это.
Тихо тянулись тупые грустные серые дни,
Словно кружить перестала пьяная вусмерть планета.

Ну а когда? – кто бы вспомнил… – век или глупый прицел,
Что друга верного отнял, выдох на вдох взявши плавно –
После Корейской кампании сам, как душой овдовел,
Ну а жена – вышла тоже в дали иные недавно.

Много животных на рынке, всё попугаи, коты,
Но… ничего не тревожит, и продавцы, как чужие:
"Нет здесь… того “добровольца”, что шел в бессмертье, как ты,
И крики птиц или кошек – режут, как пули в зажиме," -

Воин взгрустнул, слыша:  "Что ты, нас ли концом напугать?
Сквозь Абнакан до восхода…” – хриплы знакомые речи.
Видит – стоит парень юный, а на плече попугай,
Птица уставшую душу и утешает, и лечит.

Был не по форме одетый старый майор отставной,
Но и спиною почуял братство военное парень:
"А, обманулся – да ты ли?" лишь попугай за спиной:
"Я – да конечно, а хочешь, про Абнакан на гитаре?"

Чуть не заплакал служивый – парня пытался обнять,
парень увиливал мягко: "Знаю, тебе ведь не легче,
Вынул он банку с подполы, что сберегал у огня:
"Вот, друг, смотри на зверюгу, что чувства бранные лечит.

Хоть ты и старше немного,  мудрый по зрелым годам,
Ты многоногое чудо ночью придвинешь к окошку,
И вспомнишь воины в Корее – “птичку” тебе не отдам,
Лучше “пехоту” припомни – русскую сороконожку.

Выйдешь ты с ней на прогулку – долго ее одевать,
Туфли – в пакете, где карты им я прибил на подметки,
Вынь, банку в угол поставишь, сам же садись на кровать,
Не ядовита зверюга, но есть секрет в ней короткий.

Может, как Миги с Фантомом, с нами, порой, говорить,
Ты же всё помнишь, служивый… что же, берешь? ну и ладно..."
Вспомнил майор схватки в небе, вспышки минувшей зари:
"Друг мой, а сколько же стоит?" И услыхал он: "Бесплатно..."

Думал майор: "Много видел горя, страданий, огня,
Но грамотных многоножек я не встречал... что за лихо?
Эх, неужели зверюга вправду сумеет понять,
Что на душе накопилось, став собеседницей тихой?"

Утро сменилось на вечер – сороконожку принес
Старый майор, в дом поставил: "Ну а выслушивать в праве ль?
Эх, не спросил…сделать что ли с гибким препятствием кросс,
Вот одевайся," – и обувь бросил в прихожей на гравий:

"Как самураев рубили – нынче сравняем ли счет?
Техника их… чтобы ей бы…" ждал он до ночи кудлатой,
Вдруг – голос ласковый, женский: "Я не обулась еще,
Ну а тебе бы, как в прошлом, "Время вперед" и лопатой…"

Видит: жена молодая варит на кухне обед,
Корень алтайский и утка в яблоках – сочная мякоть,
“Вот, я вернулась –  и держит  повод в руках бренных лет,
Только меня вы не съешьте,” – на поводке кто – собака.

Плачет майор: “Ты вернулась? – только вот я – не хомут”,
В стены глядит – карта мира, лозунг: “Победу в строю ем”,
И – друг, да с рынка который – шепчет чуть слышно ему:
"Выйди гулять, там все наши… после с тобой повоюем".

Припев
Долго запрягаем, но быстро мчим,
Славься, Русь родная и Абнакан,
Помнишь, доброволец, как Темучин,
Шел по вольной речке и к облакам.

Навсегда мы вместе, пойми, сынок,
Сутра – сорок действий, и снова дома,
У сороконожки все сорок ног,
Да в крыла сороки – в полет – знакомо.

Возвращайся после в родимый край,
Не забыв фонарь у далекой спальни,
Ирий нам победа, а битва Рай,
Русь едина с солнцем, пусть берег дальний.

Говорил когда-то и Темучин,
Сквозь шатер шагнув,  взяв зарлиги в локоть,
Долго запрягаем, но быстро мчим,
Единяя Русь и Звезду Востока.

Сороконожка – ход армии с обозами, русская, а также и древнеримская и этрусская армия (в частности Армия времен Гракхов и Хотула (Котула), Гракх (Грох) – Хатул, Крохотул в свернутом состоянии, но огромная – в развернутом. По Эллинским и древнеславянским канонам – скало (сколопе) пендрия (пани до) ра.


Абнакан - река в Юго-Восточной Азии

Темучин - Чингиз Хан

Зарлиг (ярлык, лик зари, лик царя (це зар лик) - грамота на княжение

Зарлиги в локоть - взяв стрелы зари в золотой колчан (алта-ачны)

Крыла сороки - отсылка к сорокаусту либо к молитве Кали