Стихи из темной материи. Игорь Семыкин

Трое из ларца
      (сложное рондо)

Ещё горит в созвездии Стрельца
моя звезда, зовя в свои чертоги,
я был бы цел, но трое из ларца
уже стоят у дома на пороге.

Один из трёх – упырь с большой дороги,
и ведьма с ним в объятьях мертвеца.
Храни меня от них звезда Сварога,
пока горишь в созвездии Стрельца.

И мелом круг – защита от ловца,
со всех сторон очерчен мною строго,
и будет до утра в ночи мерцать
моя звезда, зовя в свои чертоги.

Я начинаю мессу по убогим,
любовь вдыхаю  в мёртвые сердца.
Назло чертям и прочим бандерлогам
я буду цел, но трое из ларца

найдут покой под лезвием Жнеца,
и всё начнётся заново в итоге.
Хромой кабан, волчица и овца
придут домой и встанут на пороге.

В старинной книге сказано в прологе:
придут другие в масках из свинца,
начнут игру скучающие боги
и кровь прольют в охоте на живца.


Начало ноября. Сонет Цурэна

Как лист увядший падает на душу
глоток вина, и ядом жжёт гортань,
когда горланит за окном кликуша
и корчит рожи с пеною у рта.

Мой город цел, но стены и врата
ещё впитают запахи кострища.
Идёт рассвет, и дикая орда
по улицам сырым, как звери, рыщет.

На капищах, на радость пьяным нищим,
здесь рубят сук, во имя кобеля,
а мы, как крысы, прячемся на днище
идущего на скалы корабля.

Мой город жив, но страхом одержим,
и лист осенний кружится над ним.


Маргарита

Этот тёплый майский вечер
меткой дьявола помечен.
Ты одна в пустой квартире,
у зеркального трюмо.
Грусть и горечь позабыты,
блеск в глазах у Маргариты.
Будет буря в душном мире,
ставшем Мастеру тюрьмой.

Запах трав пьянит на вдохе,
всё сильнее ведьмин хохот,
и волна идёт по коже,
оставляя яркий след.
Волшебство лесного зелья
скрыто в креме Азазелло,
и становится возможным
то, чего на свете нет. *

Полночь близится, и скоро
тьма накроет этот город,
и тебя магнитом манит
неподвижный лик луны. *
Под её янтарным оком
ходит рябь по стёклам окон,
и пропасть в весеннем мае
вы, вдвоём, обречены.

Над Москвой густеет воздух,
смотрит Аннушка на звёзды.
Кто разлил чернила в небе –
даже чёрт не разберёт.
Но, пока мерцают свечи,
ведьма Мастера излечит.
Над судьбой не властен жребий
и бессилен звездочёт.


* «то, чего на свете нет» и «неподвижный лик луны»  – цитаты из стихотворения Николая Заболоцкого «Меркнут знаки Зодиака».


Немного солнца в бокале виски

Мой добрый ангел, ты где-то
близко,
блуждаешь тенью, за гранью
света,
янтарной каплей в бокале
виски,
под брызги солнца, в закате
лета.

Мой тёмный гений повсюду
рядом,
в глазах таится, бежит по
венам,
пиявит лица бездонным
взглядом,
железным жалом пронзает
стены.

И в каждом шаге есть доля
риска,
на дно сорваться, за купол
неба,
тобой быть пьяным, трезветь
от виски,
и причаститься водой и
хлебом.


Пьеро

       Мой грустный друг
       по имени «Печаль»,
       ты знаешь больше, чем сумеешь выпить.
                ~ Одиссей Улисс
 

Мой старый друг – абсентовый
Пьеро,
печали топит в изумрудном
зелье,
и в пьяных снах считает эту
землю
не худшим из затерянных
миров.
Безумный шут презрев расклад
Таро,
с судьбой играет в русскую
рулетку.
Лети свинец в оправе чёрной
метки!
Гори душа и плавься
серебро!
Беги мой друг из сказочной
страны,
где каждый третий – лишний
в этом мире,
и серп луны, зигзагом
харакири,
вскрывает жизнь с обратной
стороны.
Глаза небес безжалостно
черны,
всё звонче тишь, как откровенье
свыше,
и голос скрипки ты почти
не слышишь...
И кровь течёт по лезвию
струны.


Блюз горькой Луны или Письмо к baby

Этот воздух, весенне-шальной, так пьянителен, baby,
хлещет м'орось по нервам,
да мутью в глазах эта хмарь.
Не видать ни зарницы, ни зги,
в перевернутом небе,
и в свинцовой проплешине туч
гаснет лунный янтарь.

А вискарь ещё плещется где-то
на донышке фляжки,
пара-тройка глотков,
и закончится мой водоём,
я пишу тебе, baby, и дым сигаретной затяжки
принимает твой облик,
как будто мы снова вдвоём.

И весенними тр'авами устлано царское ложе,
серебрится росою сирень
на короне твоей,
влага неги блестит на губах,
и сочится по коже...
Помнишь, baby, как мы утопали
в объятьях ночей?

Как мелодия ливня звала
за собой на рассвете,
и как за руки взявшись, мы шли босиком по воде,
для себя открывая весь мир, словно малые дети,
не желавшие знать,
что от счастья полшага к беде.

С кем ты, baby, сейчас?
Хорошо ли тебе или тяжко?
Не суди меня зря, я и сам-то
себя не пойму.
Просто пусто на сердце...
и, чёрт возьми, пусто во фляжке,
и химеры мои растворились
в табачном дыму.


Небесный трамвай

Жажда сильней в окаянные дни,
но не напиться полуденным солнцем,
плещутся звёзды в небесном колодце,
красный трамвай проплывает над ним.

Скоро узнаю я кем был храним.
В тесной кабине в сидение вжатый
хмурится ангел – вагоновожатый
и поправляет сползающий нимб.

Бремя своё не разделишь ни с кем,
пусто и тихо в утробе трамвая,
только шевелится, словно живая,
пуля шальная в дырявом виске.

Боженька – старый усталый аскет
руки в ночи умывает, как будто
это не он, а какой-то кондуктор
жизни подвешивал на волоске.

Нет полюсов у небесной оси,
слева и справа раскинута вечность,
не тормози и неси до конечной...,
только над бездной меня пронеси.


А знаешь как бывает, брат...

А знаешь как бывает, брат,
бессонной душной ночью,
когда сочится темень
сквозь закрытое окно,
ты слышишь, вдруг, как сердце
замирает многоточием
и камнем в тихий омут
опускается на дно...

И ты, как неприкаянный,
без племени и рода,
утративший навечно
свою родину – Эдем,
под куполом мерцающим
ночного небосвода,
по воздуху шагаешь
не замеченный никем.


Город лунного света

Ночь – надёжный покров
для сомнамбул* и пьяных поэтов,
светят им фонари
от темна и до самой зари.
Полночь – время котов
метить знаками эту планету,
и для тех, кого ждут
составлять по приметам маршрут.

Под прицелом Луны
я брожу по извилинам улиц,
в этом городе грёз
каждый шаг прошибает насквозь,
будто дни сочтены
и навстречу шагает сутулясь,
с перекошенным ртом,
злая Осень в промокшем пальто.

Наваждение – прочь!
Слишком рано заказывать тризну,
Осень – мне не указ,
да и свет фонарей не погас.
Эта звёздная ночь
сторожит до утра город-призрак,
ты одна где-то здесь
и твои письмена не прочесть.

Но когда в тишине
слышишь звуки созвездия Лиры,
и Медведица пьёт
из Большого Ковша лунный мёд,
расстояния нет
и дороже тебя, в целом мире,
никогда не найти
мне на этом подлунном пути.


Смутные дни

В смутные дни погони за счастьем,
бойся волхвов, дары приносящих,
тебе на порог.

Стынет февраль в покинутых гнёздах,
птицей парит над бисером звёздным,
мерцающий Бог.

Крылья сложив из меди и стали,
дети зимы сбиваются в стаи
бродячих собак.

Прячется конь под стенами Трои,
в мощи святых вселяются тролли,
и кличут зевак.

Каждый второй непуганый голем
видит себя последним героем,
сгорая свечой.

Солнце твоё тебя не согрело,
ангел зовёт на правое дело,
за левым плечом.

В душу тебе доверчиво шепчет:
в смутные дни объятия крепче.
Удушье – не в счёт.

Пьяный мудрец из логова ночи,
в белом бреду устало пророчит:
и это пройдёт.


(С) Игорь Семыкин, http://stihi.ru/avtor/volandmessir