Цыган

На окраине тихой  деревни
Стоял старый, заброшенный дом.
Говорят, там жила злая ведьма.
Умерла. Все забыли о том.
Но однажды, весною, дом ожил,
Свет в окошке и скрипы дверей.
Поселились в нем двое прохожих,
Сын и мать. Из цыганских кровей.
Сторонился народ и с опаской
Взгляд бросал на незваных гостей.
Но  цыгане где словом, где лаской,
Растопили сердечки людей.
Сына мать просто Ленькою звала,
А деревня его-Леонид.
Ребятня от велика до мала
Словно хвостики, всюду за ним.
Был он парень  красивый и статный.
Удивлял расторопностью всех.
И душою был добр, безотказный.
Там, где он, там и шутки и смех.
Сенокос, молотьба иль уборка,
Ленька всюду, везде поспевал.
Далеко слышен был голос звонкий.
Подзадоривал всех, подгонял.
Вдруг цыганская кровь просыпалась.
Он, вскочив на гнедого коня,
Мчался вдаль, лишь рубаха трепалась,
Алым пламенем жарко горя.
Наступает суббота. Вот вечер.
Девки, парни нарядные в  клуб.
(Он стоял у реки, недалече,
Новый, белый бревенчатый сруб).
Девки в платьях красивых, а в косы
Разноцветные ленты вплели.
Вьются змейкою черной и русой
Ниже пояса, вплоть до земли.
Танцы, пляски с веселой гармошкой.
Стонет пол от количества ног.
Все распахнуты настежь окошки,
Вытирают платочками пот.
Вдруг гармошка мгновенно смолкает,
И пустеет танцующих круг.
Тишина. Будто что ожидают.
Парни Леньке дорогу дают.
К гармонисту небрежно подходит,
Руку твердо  ему на плечо.
Тот кивает. И вот уж выводит
Переливы гармонь горячо.
Ленька в круг, будто ищет кого-то.
Шляпу сдвинув с кудрявых волос.
Все, нашел! Вспыхнул взгляд с поволокой.
Эх,цыганочка ...жарь! ...Понеслось!
Так плясать могут только цыгане,
Страстно, бешено, горячо.
Замерев, все боятся дыханием
Испугать этот вихрь невзначай.
Гармонист все быстрее играет.
Шустро пальцы по планкам бегут.
Набирает... еще набирает
Скорость и внезапно обрыв.
Тишина. И вдруг буря оваций.
А уж Ленька стоит возле той,
Для которой так лихо старался.
Для нее. Для нее лишь одной.
Щеки Настины жарко пылают,
Взгляд с любимого не оторвать.
Ведь с других деревень прибегают
В клуб девчата его повидать.
Все расходятся парами, поздно.
Над рекой чья-то песня звучит.
Вторит ей задушевно и нежно
На гармошке своей гармонист.
Это Настя. Ее чистый голос
О печали поет, о любви.
Запевает она, девки вторят.
Так гуляют до самой зари.
...Ах ночка, ночка темная, сирень цветет в саду,
Я к речке одинокая, тропиночкой иду....
Ленька рядышком, счастьем напоен.
Что цыгану еще пожелать?
Вот изба ее. Сердце обоих
Так стучит, что в  округе слыхать.
Сколько слов, самых нежных и чистых
Им  хотелось друг другу сказать.
Но вдруг скрипнула дверь; - Настя, где ты?
Спать пора! Тебе рано вставать.
Это мать!  Оборвалась вся радость.
И разлука стоит впереди.
-Не ходи к ней напрасно! Не надо!
Уходи!  Поскорей уходи!
А на завтра большое гуляние.
Вся деревня на луг собралась.
Под гармошку плясали страдание,
Краковяк и, конечно  же, вальс.
Ленька к Насте несмело подходит.
-Потанцуем? А взгляд так горит.
-Не хочу! Зря за мною ты ходишь.
Я не верю цыганской любви!
Опалило обидою жгучей!
Всколыхнулась цыганская кровь.
И навстречу беде неминучей,
Он вонзил в Настю кованый нож.
Описать ту беду невозможно.
Замер мир и вокруг тишина.
А она не спеша, осторожно,
Шаг к нему:- Я любила тебя!
И упала. В его же объятья.
Вздох последний был отдан ему.
Умирало в руках его счастье.
Умирало...уже не вернуть.
Деревенские нравы суровы.
Если вдруг наступает беда,
Сами люди вершат здесь законы.
Изгнан был Леонид навсегда.
Мать не вынесла страшного горя.
Схоронили на этой земле.
Вдалеке от деревни, на взгорье.
Рядом с нею шумит темный лес.
А порою ночной, люди кажут,
На цыганской могиле-огонь.
И сама я видала однажды,
Как мерцает, колышется он.
В той деревне я тоже бывала,
Знала Леньку, влюбилась сама.
Чувства детские нет, не скрывала.
Он шутил:-Подрастешь, вот тогда.
Лет прошло может пять, и вот как-то
Шла по городу. Лето. Жара.
А на встречу мне он! Та же шляпа.
Не узнал. Грусть в глазах и тоска.