Сквозь поле рассказ

   Пелена мелкого серого дождя вырывалась фонарями из тёмно-свинцового неба, нависшего над, как тогда казалось, всем миром. Они шли под руку и уже долгое время молчали. То ли уже выговорили всё, пока медленным шагом прогуливались по старому маршруту, по которому частенько гуляли по вечерам круглый год, то ли просто хотели помолчать среди этого одинокого мира.
   На душе было как то одиноко-больно. В голове вперемешку кружили какие то мелкие заботы дня, рутина работы и какое то странное ощущение ненужности в этом мире.  Их сын, которому вот-вот исполнится двадцать, постоянно попадал в какие то неприятные истории, связанные с каким то тёмным миром, которого он, как бы для нас это не было странно – не боялся, даже наоборот – его притягивала туда необъяснимая сила. И опять, в очередной раз он влип в такую же непонятно-тёмную историю. Стараясь разобраться в его этих историях своим, уже взрослым, аналитическим умом, было трудно понять – КАК можно вляпаться в это?! Ведь все последствия очевидны! Уж сколько раз отец пытался себя поставить на его место и, как ни странно, частенько понимал сына и приходил к выводу, что в молодости он мог бы такое сотворить. И творил, оказывается, да ещё и не такое! Просто каким то образом сходило с рук, проносило мимо беды. Это сейчас он понимал – ЧТО тогда могло случиться и ЧЕМ могло всё закончиться. Гриша, так звали папу, частенько пытался объяснить Свете, своей жене, что придёт время и Илья поймёт всё, а сам думал – когда оно придёт, это время? Уже почти двадцать!
   А дождик, как будто бы чувствовал их настроение и мелкой пеленой тоски обволакивал серостью их души, отчего на сердце было грустно и паршиво.   Света тихонько освободила руку и подошла с другого бока Григория, нежно взяв его за другую руку. Затеклась, про себя подумал Гриша и тихонько прижал её руку к телу, не переставая думать о чём то своём.
   А думки всплывали одна за другой и все, почему то – тоскливые. Григорий долгое время помогал своей тётушке в болезни. Возил её по врачам, ухаживал дома, поддерживал добрым словом и делом, а та, по своему малодушию, всё твердила о смерти, что ей незачем жить и всё для неё пустое. Григорий помнил, что жизнь у тётушки сложилась не лучшим образом. С молодости, после развода с мужем, она прожила одна. Было несколько мужчин, но непутёвые. Были любители выпить да кулаки распустить. Детей у неё не было. От того и пристрастилась к алкоголю. Нет-нет, да и сорвётся. Пока была жива её родная сестра, мама Григория, та помогала ей выкарабкиваться из запоев, а когда сестры не стало, всё это свалилось на плечи Григория. И он, осознавая, что Рита, так звали тётушку, всё же родная кровь и что ей больше помочь некому, вытаскивал её из всех её запоев. Вот и теперь, после очередной пьянки, вернув её в нормальное состояние, у Григория что-то перевернулось на душе. Так ему стало противно от всего этого. Это было такое жалкое зрелище – пьяная тётушка в непристойном виде, подобная уже не человеку, а какому-то существу с бесцветным взглядом во тьму.
   А ещё, Григорий очень скучал по сыну и двум внукам, которые уже много лет живут далеко от дома, за границей и видеться получается очень редко. Слава Богу, что у них там всё хорошо, и покушать есть что, и жить есть где, и с работой всё ладится.
   Они уже подходили к дому, который стоял на окраине города. Серая мгла, пропитанная сыростью непрекращающегося  дождика, становилась всё тяжелее. Последний фонарь освещал маленькое облако  падающего мелкой моросью дождя.
У Григория как-то всё съёжилось внутри и было ощущение двух путников, идущих по бесконечно тёмному полю, ведущему в никуда. Он тяжело вздохнул и крепче прижал руку своего любимого светлячка, так он ласково называл родного до боли ему человечка .

06.11.2020.
Валерий Ефремов