Профессор

           Юрию Владимировичу М.

Профессор частного он права,
Физфак по «Оптике» кончал
И, независимо от сана,
Всех на три буквы посылал.

Средь бела дня и летней ночью,
Хоть ты на отдыхе в горах,
Ему приспичит, как нарочно,
И мчишься ты на всех парах.

Вопрос научный обсуждает
С коллегой, аспирантом, сам
Всё ходит, прочие мечтают,
Когда ж их обругает, хам.

Где просят сказку, он расскажет,
Вот просят анекдот ввернуть,
И коньяку, бывало, вмажет,
Но не какой-нибудь «вермуть».

Проблемы скучные решает,
Не нарушая паритет,
И это вовсе не мешает
Поддерживать авторитет.

Играет в шахматы с Маратом,
Готов и «пульку» расписать,
Соперника считает братом,
На оппонентов же насрать.

Научной истиной не бредил
В инстанции последней он,
Но сахар был в избытке вреден
И для дыхания неон.

Увлекся он филателией,
Стал посещать известный клуб
И агитировал всех глией
Своих мозгов, хоть не был глуп.

Завел для марок классный кляссер,
В тот самый клуб ходил, как член,
Где, видели, пускался в пляс он,
Когда приобретал «нетлен».

Ему завидовал сам Лифшиц –
Известный коллекционер,
Который вовсе не фальшивил,
Что будто он миллионер.

Уж, он подпольным не был точно,
Он просто был «невыездной»,
От этого всем было тошно –
Среди евреев чтоб герой!?

Но наш профессор не пускался
Больные темы обсуждать:
Политкорректности держался,
Что можно было оправдать

Руководящим положеньем,
Болезнью века – диабет
И совести партийной жженьем,
Которой как-то дал обет.

Пиридоксалевым ферментам
Он посвятил двадцатый век,
Чтоб из меня, тогда студента
Стал хоть немного человек.

Андропову он не был сватом,
Но тезкой на две трети был
И верил первому так свято,
Другому не поверил бы.

Здесь путь наш общий оборвался:
Ему на Север, мне на Юг…
Я стал известным оборванцем,
Он тоже ничего – на круг.