Ерофей забубённый

Исторический цикл - продолжается. В этот раз я описал кандального каторжника. Их клеймили, заставляли  носить одежду с бубновыми тузами и ссылали в Сибирь.

Я кандальный мама, я забубённый*,
Не снимал кандалы уж с десяток я лет.
Я кандальный мама, я клейменный,
Впереди по дороге только пыль да лафет.

А на каторге здесь деревянная нара,
За высоким забором полынный рассвет.
В черной кружке в руке остывшая шАра**,
Только думы в душе и ненужный ответ.

Выходил я на тракт вместе с шумной ватагой,
Называли меня атаман Ерофей.
Эти годы ушли, словно пенная брага,
И погнали нас всех по делом и взашей.

Сколько раз я бежал каменистой тропиной,
Хоронился от всех в непролазной Тайге.
Но ловили меня и клейменой скотиной,
Уводили назад с кандалом на ноге.

Батоги да тоска по ридному*** дому,
Приговор – Сахалин… Что ж Сибирь, как Сибирь!
Привыкал ко всему и к кандальному звону,
И к морозу за сорок, и к читавшим Псалтырь.

В этом царстве снегов и почтенных медведей,
Где дороги – вода, что бежит с ледников.
Где людей узнают по не долгой беседе,
Приговором суда и тропой дураков.

Я остался один за высоким забором,
Я остался один да с бубновым тузом.
Что ж ты, мама, молчишь, гневно смотришь с укором,
В серой шали стоишь, с потемневшим лицом.

В перезвоне цепей и молитве за здравье,
Я покой нахожу, да с тяжелым кайлом.
В ридном крае весна, а в лугах разнотравье…
На работу зовут по спине сапогом.

Ты уж мама прости забубенного сына,
Ведь с трапины свернуть, как сломать кандалы.
Ждет меня впереди лишь лафет  из осины,
Деревянный сюртук, да паучьи углы.
 
*«Бубновыми тузами» называли уголовных каторжников, тюремное одеяние которых представляло собой длинную серую посконную робу-балахон с чёрным ромбом на спине.
** заварка на дне кружки (забайкальский говор)
*** ридный - родной (малоросский говор)