Солярис

Нас мучает память, нас совесть тиранит
Нас время рассудит, ошибки исправят
Другие какие-нибудь поколенья.
Но мы – не поленья, нет, мы – не поленья,
мы – искры живые на фоне столетий,
мы – мудрой Вселенной заблудшие дети.

Но здесь мы – цари, а порой – великаны,
в руках наших – звезды, у ног – океаны,
весь опыт растаявших цивилизаций
для нас – не наследство – музейное царство.

Властитель  судьбы и венец мирозданья:
всё разум постиг, рассчитал расстоянья
во всех направленьях до края Вселенной.
Кто может поставить царя на колени!

Но что это, что властным шепотом  давит
на волю царя? Или разум оставил
его, или власть на земле пошатнулась
и ось торжества его перевернулась?

Он гол перед тем океаном бесстрастным,
как маленький Маугли в джунглях опасных.
Не выпустят царского жезла ладони.
Нет слов у него: «Мы с тобой одной крови».

Родни не искал он себе во Вселенной.
Грозит океан, надвигается пеной
и лепит из тяжких туманов виденья.
И тени бросают царя на колени.

Он – прошлого раб и заложник грядущих
времён. Перед силой волны восстающей
дрожит, лихорадочно перебирая
всей прожитой жизни витки и спирали.

Идёт к океану неверной стопою
и вдруг вспоминает такое простое:
«за всех, кого мы приручили однажды,
мы вечно в ответе». Иное – не важно.

И в воду ступает уже без боязни,
плывёт, как навстречу заслуженной казни.
Но – в мудром спокойствии гладь океана,
и остров возник, как мираж из тумана.

Всё ближе, реальней становится остров.
А формула счастья – как Солнце, как воздух
проста: ледяная трава у колодца
и в вёдрах – два мира, два моря, два солнца,

И шея коня в лебедином поклоне,
два мира, две радости – хлеб на ладони;
две пары внимательных глаз, две тревоги
о будущем. Мягкая пыль по дороге.

В горячей пыли утопают копыта.
На острове детства ничто не забыто.
Хранятся в траве его воспоминанья –
то плачут росой, то смеются цветами,
то солнцем сияют, то злятся ветрами…
Нас мучает память. Нас совесть тиранит.