Переулочек

  С самого выхода на Арбатской, еще под землей, начало клинить. От одной колонны – к другой, от одного индивидуума  –  к другому. Что происходит? Глухи, немы, незрячи, недвижимы. Каждый у столба подземного – ни солнца, ни света, ни воздуха, сквозняк, электричество, лязг вагонов  – стоят, ловят вай-фай, фуд-фаст, лайф-фри. Улица Солянка? В другую сторону. Два перехода. Сейчас уточним. Связи нет.

 Искали своих, провинциалы. И, конечно, шагах в пятидесяти; всё так и бывает подстроено. Стояла без смартфона и смотрела перед собой. Трудно представить, что минуту назад она вышла из вагона или сейчас двинется к эскалатору, в  спешащем потоке – к потоку. Да она и не пыталась, не делала ни малейшей попытки. Светлое пальто, русая коса.

 Признались, что искали её как родственный знак. Улыбнулась, как будто догадывалась об этом заранее. Это мы торопились. Она была здесь всегда. Солянка? Так вам ещё ехать.  Нет, не в метро. Выйти из подземки. Храм? Попросите за меня. Я уже двадцать лет вдова. Распахнутые серо-голубые глаза. Двадцать? Какая-то путаница. Русая коса, детские глаза. Имя надо спросить.  Обмениваемся знаками  –  знакомимся. Не забудется, моё имя. Смотрит вслед долго, не двигаясь.

  Эскалатор и опять потоки. Разнонаправленное движение. Выбираем один из них. Теперь это уже цепь друг друга страхующих. На свет. Вам в храм? Это со мной. Буднично, деловито. Без особых примет, в косынке, в плаще, не поднимая головы, мимоходом. Оказались земляками. В Москве давно, поёт на клиросе в этом храме. Даже не изумляемся.  Нужно ехать, конечно, остановки две на троллейбусе, но теперь уже – идти. А что, на отца Анатолия хотите посмотреть? Ну да. Медийные персоны. Какое-то тотальное равнодушие, всё выравнивающее, обнуляющее: всё равно, что отвечать. Какая-то волна.

  Праздник. А ваш – самый близкий храм.  Ни тени сомнения, что самый.  По зеленой ветке, потом  –  по оранжевой.  На несколько дней, остановились на Автозаводской.
В гору. Подъему не видно конца. Там повернете и там повернете. Вот здесь реставрируют, лучше на следующий год посмотреть. А в эту часовню сейчас, по пути, зайдите.  Приезжайте. Мне ко всенощной, к самому началу. Наверно, увидимся – исчезает.

 Дальше сами. Чтобы успеть заблудиться, зависнуть. Вот уж, действительно, сорок сороков. С каждой стороны – храм.  Часовня Иоанна Крестителя.  Маленькая, со множеством жарких свечей. Венец Предтечи. Образа. Звонят к службе.
Выходим. Ни души. Ни прохожего. В гору. Да, уж лучше две остановки. Но как их искать и куда сворачивать? А как же назад? По оранжевой, а потом по зеленой? В какой поток? Темнеет рано – осень. И служба долгая. Прилив малодушия. Какая-то волна.  Но как-то совсем не темнеет. Белеет, ширится, расступается и упрямо – в гору.

 Наконец, поворот без выбора. И – храм. Совсем без ступенек. Без испытания, без границы. Уже в храме. И всё – сразу. И порог, и Бог.