Капельница

Капаешь в меня.
Стекаешь по руслам морщин желейными каплями.
Выжигаешь всё новое борозды,
маршруты прокладываешь по пересечёнке.
Впитываю, пропускаю порталом-приёмником.
Пока тебя не было,
я день изо дня тишину грабила,
и теперь во мне столько молчания,
что безъязычен каждый угол трёхкомнатной.

Расскажи, где ты был.
Там, наверно, зелень уже выплеснулась
за все границы цветового спектра?
Я смотрела в окно и ждала,
но всё больше как-то ночью.
Ставлю чайник.
А ты мне пока поведай о лете:
о льнущем к земле небе,
о дышащей паром почве.

Я писала.
Как бы тебе, но кому угодно.
Ветер, срывая балконную дверь,
хватал меня за волосы
и тащил куда-то к тебе,
заворачивая в измятую сотку,
как в ковёр-самолёт,
и это было волшебнее самого хогвартснутого убера.

Каждый новый ты
оказывался обжигающе холоден
или обмораживающее горяч.
А ты был просто тёплым.
Вздыхала,
ладонь под подбородок подкладывала и сутулилась.
Каждый день считала этажи одного и того же небоскрёба,
получала разные числа –
не выходя на улицу.

Вышла бы –
раскидала бы все памятные камни по ничьим окнам,
чертыхаясь,
кричала бы обо всём в истерике.
Но не вышла.
Промолчала.
Осталась тихой.
Тишины кокон рассыпается на волокна.
Была бы портнихой –
залатала
и тебя бы вышила,
вместо того чтобы ждать и искать.

Чайник запузырился, завизжал,
словно там внутри – машинист,
а я на рельсы прилегла отдохнуть,
уставшая после стольких дней
поисков тебя
и потерь себя,
и он сигналит в меня, трубадурит,
требуя прочь убраться,
требуя спастись,
сойти с этой ветки,
перелечь на другую...
Вздрогну.
Испугалась того, какой громкой может быть жизнь,
да ещё через край,
да ещё кипяток.

Не вышла тогда –
и знаешь –
сейчас не выйду.
Расскажу тебе ещё пару грустных историй –
вот так же молча.
А когда закончится чай,
совершу своё последнее убийство:
распахну окно,
водружу на ладонь
остаточную теплоту тебяпепла,
поцелую в дорогу
и касанием шёлка
выдохну из себя всё,
что так долго бродило и кисло.

Какой мокрый дождь!..
Он всегда был таким?..
Трогаю, трогаю...
По привычке сосчитала капли,
пузыри на лужах,
выпила,
умылась –
успокоилась.
Дождю можно верить:
он долог и не занимается поджогами.

И пусть лучше потоп,
чем выжженная дочерна земля.
Плавать я теперь умею
и могу уплыть хоть куда.
Садись в мою лодку.
Сегодня гребу я.