Ода лавочке
изгиб спины прекрасен, волнует и манит,
прикосновение к ней, как добрый талисман,
и отдых обещает, и тянет, как магнит,
изящно-милы ножки, и самый строгий взгляд
особенную стать с харизмой отмечает,
но кто-то, видимо, совсем ей был не рад,
и выставил бедняжку, и вот она скучает...
Пред ней теперь забор, да мимоходный люд,
машины, проносясь, ей фыркают насмешкой,
она в мечтах давно не там, где спину гнут,
но в месте, где скамьям с почтеньем вперемешку
любовь и поклонение, превознесение их
над стульями и креслами, диванами, банкетками,
козетками, качалками – тому подобный стих
с резными подлокотниками, нежными виньетками.
Намочена дождём, палима в летний зной,
и участь решена – бог мебели разгневан,
что ей стоять, тоскуя, пожизненно одной,
под всяко-разным цветом меняющимся небом.
Накажет он людей безжалостно и не
забудет им такое пред дамой прегрешение:
лишит их благосклонности уютно по весне
в качелях наблюдать цветение растений,
отнимет их разнеженный он кресельный уют,
матрасные подушки во гневе затвердит,
и пусть потом покаянные люди слёзы льют
две сотни лет, а далее, быть может, и простит.
ЛА
20 октября 2020 г.
Свидетельство о публикации №120110304926