Звезды

               
                И.-В.-С.
               


                Ведь невозможно дважды уединиться в одной комнате.


***

Когда над топкими вечерними лесами
Стрекозы шелковые с темными глазами,
Как паутинки, низко реяли в дыму,
И сами спинки их, как рукояти тростей,
Слегка изогнутые, словно звали в гости -
В чертоги, ведомые солнцу одному;

Тогда, за каплей капля, сонное, немое -
Едва копилось, робко зарождалось море,
И в нем животных несказанных легион
Селился без опаски, словно небом выслан.
А берег, травами взволнованными выстлан,
Тяжелый поезд пропускал из яви в сон.

Кто мог помыслить в этот вечер о конечном?
Кто в стрекотании недвижном этих крыл
Себя познал и вслед за тем похоронил?
И перерезанный пейзаж составом встречным
Так колотился в веках стынущим пятном,
Так долго сетовал и плакал об одном.

О том, что проволока в мире золотая
Кругом растянута, не лопаясь, не тая -
Висит, колышется на легком ветерке.
Ее ветвями держит древо мировое,
Гора высокая в ней тонет головою,
И двое встали меж нее, рука в руке.

Как горизонт за простирающимся лугом,
Лицо мерещилось им - бога или друга,
И жарко плавилась сосновая смола
От каплей слез, ползущих насекомым ходом
По деревянному лицу. И землям, водам -
Всему мы руки простирали, как крыла.


***

Я мучил, мучился, я мучим был тобою.
Июньский ливень караулил, заставал,
Где одинокое вступление гобоя,
Едва развертываясь, падало в провал.

Гудящих корпусов потерянные своды,
На небесах соединенные в одно,
Как наши души, две плененные свободы –
Глядели струи в затворенное окно.

Нет, не в окно – оно –
Само оно глядело,
Как смотрят окна –
Беспристрастно – на людей.
Нерукотворное, нетронутое дело,
Не облаченное еще в броню идей,

Ждало на письменном столе под лампой тусклой.
Грядущий день был неохватен, но так мал.
И где-то в небе нажималась кнопка пуска,
Ее я собственной рукою нажимал.


***

Как за один ненастный вечер град
Выветривает, заземляет травы,
Так неуклонно все на свете правы
В своей беде, так медлен листопад.

Так выпито, разгромлено внутри.
И вот уж снег становится желанным.
Водохранилища – большие ванны,
В них плавают, как звезды, фонари.

Извечна только преданность окон –
Те смотрят друг на друга неустанно,
Как самой истинной любви осанна,
Друг друга отражая испокон.

Закутались Москва и Ленинград
В платок пуховый пасмурного неба,
И ждут зимы, как ждут воды и хлеба,
И ждут, как победителя - парад.


***

Мне даже совестно, какими мелочами
Напоминает мир ушедший о себе.
Дома колышутся, как крылья за плечами,
Фантом качается легко, как колыбель.

Едва подсвеченное деревце под аркой
Возводит в безучастный двор, как на Парнас.
Я счастлив каждому случайному подарку,
Малейшей памятке от города про нас.

Но музыка, но музыка, как свет, живая –
Уже пульсирует не в сердце, а вовне.
Один, что воин в поле – участь вековая,
И незнакомый ключ на поясном ремне.


***

Куда забросило и где нас разбросало…
Умалишенная судьба меня кромсала
Ножом отточенным, двояким, в темноте.
Полковник, медью налитой, билет нам выдал.
И била молния слепая прямо в идол
И рассекала его надвое. Но в те

Недосягаемые ночи бессловесный
Ильинский шепот грозовой, уже известный
Тебе и мне, как оратория, звучал.
И преисподние басы тянули имя,
И нам не чудилось – то было не с другими,
И наши души демон молча изучал.

Еловой лапой по стене качает время,
И мне мерещится – я сбрасываю бремя,
Иду по стенке, и свеча в моей руке
Вот-вот погаснет. Но толкает под лопатку
Тяжелый звук, и встрепенувшись куропаткой,
Я возношусь под самый купол налегке.


***

Перемещает ножку циркуль
И замыкает малый круг.
Когда-то подо мною фыркал
Тяжеловоз - мой верный друг.

Когда-то в зеркале рояля,
В движеньях выверенных рук,
Я прозревал такие дали,
Такую глубь, мой верный друг.

И колокольни взор ласкали,
И невесомый виадук –
Они тебя мне предрекали
Разлуки, встречи наши, друг.

Нечаянно письмо взлетало,
И со стены срывался крюк.
А после, после – тихо стало,
И тихо по сей день, мой друг.


***

К подножью городского обелиска
Упали две гвоздики – два луча.
Я знаю, та война стояла близко –
Но эта – возле самого плеча.

Своя рубаха далека от тела,
Как на поминовении, черна.
А ночью в небе звездочка летела
И наши начертала имена.


***

В бомбоубежище не спустится покойник,
Сам не спасется и других не уведет.
Мне снятся вещи – полотенце, рукомойник,
Мне снятся люди – гимназистка, идиот.

А надо мной грохочут, как листы железа –
Свой горний поезд разгружают небеса.
А я все жду, когда над темной кромкой леса
Взойдет, забрезжит голубая полоса.

Из ясных глаз течет река. Перемешалось
Во сне все глупое, все нужное. Гляжу –
И ко всему питаю и восторг, и жалость.
Все затаю – лишь слово малое скажу.

      



(Сочинение написано Ханнесом Траутлофтом)