Неразгаданные загадки

Поздно вечером меня везли на каталке в операционное отделение. Играя днём с ребятами на улице, я упал и сломал руку. Родители были на работе, и до их прихода я отлёживался у нашего соседа в квартире напротив, испытывая невыносимую боль. Дядя Саша, так его звали, был добрейшей души человек лет сорока, который почему-то всегда ругался со своей женой. Вернее, это она его постоянно пилила, и я не понимал, за что. Шла весна 1975 года, я заканчивал третий класс средней школы. В том году у нас дома впервые появился телефон. Люди ещё не были избалованы техническими новинками, и радовались любым хорошим переменам в жизни. Мы с дядей Сашей иногда перезванивались и рассказывали друг другу о том, что показывают по телевизору. Тогда шёл многосерийный фильм "Как закалялась сталь" с Владимиром Конкиным в главной роли. Когда сходил снег, мы с ребятами любили поджигать прошлогоднюю траву. Выжигали её целыми полянами, и нас никто за это не ругал. Никогда не забуду весенний запах горелой травы и непросохшей земли. Это был запах детства. Иногда мы играли в футбол. Однажды мне засветили мячом прямо в лицо. В глазах потемнело, а в ушах стоял звон. Но я сделал вид, что ничего не случилось, хотя сам вырубился на несколько минут.

Жили мы в районе Выхино, который тогда активно застраивался. Считалось, что человек, ни разу не побывавший на стройке, прожил свою жизнь зря. Когда был вырыт котлован, положен фундамент и построен цокольный этаж, мы уже были тут как тут. Пробравшись сквозь дырку в символическом заборе, мы носились по недостроенным подвалам, вдыхая свежий запах битумной мастики и пакли, и изображали перестрелки фрицев с нашими. Железная дорога была ещё одним культовым местом, входившим в список обязательного посещения. Во-первых, мы плющили гвозди и жестяные крышки от бутылок под колёсами поездов. Во-вторых, когда наступило время учиться курить, а сигареты детям не продавали, мы ходили вдоль железнодорожного полотна и собирали бычки, выброшенные из вагонов. Сам бы я до этого не додумался, но «умные» люди подсказали.

Когда в 1969 году мы только переехали из центра в этот район, я ещё ходил в детский сад. По выходным мы всей семьёй отправлялись в Кузьминский лесопарк. Брали с собой какие-то продукты, воду во фляжке, расстилали в лесу покрывало, и весь день проводили на природе. Это было счастье. Возле метро «Ждановская», которая теперь называется «Выхино», были частные дома с яблонями, ветки которых свисали через забор прямо на дорогу. Когда мы с отцом проходили мимо, я просил его сорвать яблочко. Он заранее отбирал дома самое спелое яблоко, а потом делал вид, что срывает его с ветки. Я был в восторге. Отец гонял голубей, одно время у нас на балконе даже была голубятня. Иногда я осторожно открывал дверцу и сыпал птицам пшено, наблюдая за маленькими птенцами. Это были живые существа, жизнь которых зависела от нас, и я это понимал. Но соседи стали жаловаться, поэтому голубятню пришлось сломать, а птиц выпустить на волю. Первое время они по привычке прилетали и садились на наш балкон. Отец был мастер на все руки. Он сделал крутящийся механизм для новогодней ёлки. Она была огромная, под потолок, и на весь дом пахла хвоей. На ёлке мигали лампочки, в домике внизу горел свет, а через окошки была видна игрушечная мебель. Отец работал в макетном цехе, они там ещё и не такое делали. Его постоянно просили рисовать плакаты для праздников, сначала в детском саду, а затем и в школе.

В то волшебное время даже в пасмурную погоду на душе было легко от предчувствия какого-то праздника, ведь жизнь только начиналась. Она казалась простой и естественной, все близкие были живы, а самой большой проблемой являлся избыток свободного времени, которое надо было куда-то девать. Но понимание этого наступит позже. Другим ярким впечатлением детства для меня стали занятия в детском саду. Нас учили делать посуду из папье маше и глиняные игрушки. Мой самодельный козлик оказался самым плохим, - он был весь в трещинах. Когда для родителей устроили выставку работ детей, мне было очень стыдно. Я хорошо помню этот момент до сих пор. Вероятно, от желания быть не хуже всех впервые возникла мысль серьёзно заняться дизайном, которая сопровождает меня на протяжении всей жизни. На месте нынешнего кинотеатра «Волгоград» был пустырь с гигантской лужей, по которой плавали на самодельных плотах. Я ещё застал уличные водонапорные колонки, которые кое-где торчали из асфальта. Однако, существовала и другая сторона жизни. Поскольку мы были маленькими, нас иногда била местная шпана и отбирала мелочь.

В тот день вечером, увидев меня у соседа со сломанной рукой, родители пришли в ужас. Меня на скорой повезли в больницу, которая тогда называлась Московский городской ортопедический госпиталь, сокращённо МГОГ. Он находился где-то на Дубровке. У меня был закрытый перелом лучевой кости со смещением. Нужно было вправлять руку под наркозом. Глубокой ночью я лежал на операционном столе, доктор надел на меня маску с эфиром и велел медленно считать до десяти. Кажется, я не досчитал. Первое, что я почувствовал, когда очнулся от наркоза, как медсёстры хлопали меня по щекам, пытаясь разбудить. Говорили, что я долго не мог проснуться. За окном в лучах весеннего солнца возбуждённо чирикали воробьи, всё плохое было уже позади. Меня перевезли в палату и рука покоилась в гипсе. Постепенно я стал восстанавливать в памяти события прошлой ночи. Когда начал действовать наркоз, я вдруг очутился в какой-то чёрной пустоте. Это было похоже на огромный концертный зал, в котором выключили свет, но всё было хорошо видно. Половина моего тела ниже пояса отсутствовала, как будто она находилась в другом месте. Верхняя часть была сжата в крошечное яйцо или кокон, который испускал вокруг себя яркий оранжевый свет. Я знал, что был внутри этого света, но одновременно смотрел на него со стороны. Несмотря на то, что ни с чем подобным мне раньше сталкиваться не приходилось, было полное ощущение того, что я был там всегда. Врать не буду, никаких тоннелей и светящихся существ я не видел. Книга Раймонда Муди "Жизнь после жизни" вышла в США лишь спустя два года после описываемых событий, а у нас и того позже. Но именно из неё я потом узнал, что эфир, который раньше применяли в качестве наркоза, иногда вызывает остановку сердца. О том, что тогда произошло во время операции, теперь можно только гадать.

Две недели я провёл в детском травматологическом отделении госпиталя. Палата наша была большая, человек на двенадцать. Со всеми ребятами я подружился. Но они мне рассказывали странные вещи. Как будто ночью я вставал, ходил по палате, шарил по шкафам, потом бродил по коридору и возвращался обратно. Естественно, ничего такого я не помнил. Мне внушали мысль о том, что я стал лунатиком после всех моих видений во время операции, и мстили за то, что среди них оказалась белая ворона. Но после всего пережитого я готов был поверить во что угодно. Самое обидное было в том, что я ведь никому не врал, а врали как раз мне. Позже я узнал, что это удел всех людей, стремящихся к истине, своего рода проверка на прочность. Ещё помню, когда меня выписывали из больницы, я никак не мог найти свою обувь, в которой меня сюда привезли. Чтобы добраться до дома, мне дали чужую, а мою скорее всего отдали кому-то другому.
В школу с гипсом родители меня не пускали, решив, что домашняя реабилитация пойдёт мне на пользу. Учебный год я заканчивал заочно. К нам домой приходила учительница по истории, которая мне очень нравилась. Она проверяла усвоенный материал и приносила новые домашние задания. В отличие от школы, где учёба давалась мне с трудом, здесь я схватывал всё на лету, получая от этого удовольствие. Я тогда впервые оценил преимущества индивидуального подхода в обучении. В моих фантазиях были школы, где часть времени ученики проводили в классах, а другую часть занимались с преподавателями отдельно. На улице было тепло, и я делал уроки на балконе.

Помню нашу учительницу по русскому и литературе Ольгу Ивановну Янюк, полную женщину с ярко накрашенными губами. Она была чем-то похожа на Атаманшу из мультфильма «Бременские музыканты». Её приколы я запомнил на всю жизнь. Бывало, вызовет человека к доске, и если тот не знал материал, тут же звучала фраза: «Так, стой здесь!». Затем вызывался следующий, а она знала, кого вызвать, и с ним проделывалось то же самое. Когда у доски собиралось человек пять-шесть, не скрывая своего возмущения, она саркастически приговаривала: «Во кино, во кино!» Далее один из учеников посылался за нашей классной руководительницей, которая появлялась через несколько минут со следами нервного напряжения на лице. Тогда Ольга Ивановна, картинно обводя рукой притихших у доски ребят, торжественно выносила свой вердикт: «Вот, Ирина Николаевна, полюбуйтесь на ваших учеников. Это же стыд и позор!» Но это было уже чуть позже, классе в пятом. В то время в наших продуктовых магазинах впервые в советской истории появилась жевательная резинка производства эстонской кондитерской фабрики Kalev, мы её называли «калевская жевачка». Тогда ничего другого просто не было. В наших умах это событие ассоциировалась с началом падения «железного занавеса», до которого было ещё очень далеко. Ольга Ивановна говорила: «Была я вчера в универсаме, и что же я там видела? Весь пятый "А" (это были мы) выстроился в кассу за жвачкой. И это вместо того, чтобы делать уроки! Самим-то не стыдно?» Слово «жвачка» она как педагог-словесник произносила правильно, намекая на наше сходство с парнокопытными животными. Через несколько лет, когдя я уже закончил школу, встретил её на улице. Мы немного поговорили. Вне стен школы, которая подвергла её профессиональной деформации, она оказалась очень милой женщиной. Это было потрясающе!

В моей жизни было ещё несколько случаев, объяснить которые с обычной точки зрения довольно трудно. Однажды я лежал дома с высокой температурой. Вдруг всё пространство вокруг меня начало раздвигаться, предметы уходили вдаль, я видел их с неестественно большого расстояния. Это, кстати, было чем-то похоже на тот самый тоннель. Вероятно, это была реакция организма на воспалительный процесс. Очень хорошо помню это неприятное ощущение, которое я пытался подавить усилием воли. Через несколько минут всё прекратилось. Другой случай связан со смертью моей бабушки. Гроб с её телом спустили на грузовом лифте и поставили возле подъезда на табуретки. Затем мы с отцом вернулись в пустую квартиру, чтобы сходить в туалет. Отец мыл руки в ванной, а я был в туалете, когда раздался звонок в дверь. «Бабушка пришла», мелькнула в голове предательская мысль, сердце бешено заколотилось. Я открыл не сразу, секунд через двадцать, - за дверью никого не было. Квартира располагалась ровно посередине длинного коридора, который был пуст. Быстро по нему не уйдёшь, разве что в соседние квартиры. Решив проверить себя на слуховые галлюцинации, я спросил у отца, слышал ли он звонок. Отец сказал, что слышал. Тогда я выглянул в окно. Гроб стоял на улице, в нём лежала бабушка, а рядом нас ждали родственники. Я успокаивал себя мыслью, что кто-то из соседей захотел с ней проститься, но не дождался, пока им откроют. Я всегда был рационалистом, пытаясь всё объяснить с научной точки зрения. Но когда нервы на пределе, волей-неволей начинаешь поддаваться мистическим настроениям. Через пять лет был ещё один эпизод. Мой отец умер от лимфолейкоза. Мы везли гроб на каталке по кладбищенской аллее. Навстречу нам шла кошка. Поравнявшись с нашей процессией, она вдруг ощетинилась и начала шипеть, бешеными глазами глядя куда-то поверх гроба. Я посмотрел в том направлении, но ничего не увидел. Пришлось её шугануть, и она убежала. Что это было? Вопрос до сих пор остаётся без ответа. Могу только сказать, что отец при жизни не любил кошек.

Но если все эти случаи ещё как-то можно объяснить, то один никак не поддаётся логическому анализу. У меня с детства было плохое зрение. Тогда по телевизору часто показывали академика Святослава Фёдорова. Он с энтузиазмом рассказывал о своей знаменитой клинике, где лечат любые болезни глаз. В 1994 году я решил сделать там операцию. Взял в районной поликлинике направление у окулиста и поехал на обследование. Клиника располагалась в Москве на Бескудниковском бульваре. Для людей, которые жили в этом районе, операция была бесплатна. Само лечение проходило в несколько этапов. Сначала мне делали склеропластику, - она останавливает прогрессирующую близорукость. Примерно через год была уже основная операция, после которой можно было ходить без очков. Но она прошла неудачно, - у врачей что-то там не получилось. Лечение проходило амбулаторно, поэтому после операции надо было ехать домой. Помню, как я расстроенный стоял в автобусе возле заднего стекла с заклеенным глазом. И вдруг меня как током ударило. Я вспомнил сон, который приснился мне примерно за неделю до этого, в котором мне говорили, что с первого раза у меня ничего не получится. Только теперь я понял его смысл. С психикой у меня всё было в порядке, так как регулярно приходилось проходить водительские медкомиссии, и ни разу вопросов ко мне не возникало. Повторная операция прошла успешно, и я много лет ходил без очков.

Жизнь время от времени преподносит нам загадки, разгадывать которые иногда приходится подолгу. Кто-то к этому относится с юмором, кто-то задумывается, а кто-то просто не обращает на это внимания. Для людей суеверных в этом есть признак нечистой силы. Всё зависит от образования человека, круга его общения, от точки отсчёта его ценностей. Но что мы знаем о жизни, о психике людей, о строении мира? Мы иногда не можем разобраться в самих себе, легко осуждая других. Что раньше было для нас главным, со временем может отойти на задний план, и наоборот. Несмотря на наше стремление видеть мир таким, каким он был всегда, всё в нём очень относительно и переменчиво. Сам я отношусь к мистике с недоверием, отдавая предпочтение строгой науке. Чилийский кинорежиссёр Алехандро Ходоровски говорил: «Вы не тот, кем себя считаете. Мы находимся в ментальной и интеллектуальной тюрьме. Жизнь не имеет смысла, но её нужно прожить, будучи самими собой, а не такими, какими нас хотят видеть другие.» Человек всегда будет искать истину, и никогда её не найдёт.