44. Тетради-отклики

    "Не сознавать, «...сколь различны природа необходимого и природа благого», есть, собственно говоря, преступление идолопоклонства, и мы все его совершаем, постоянно; худшее из преступлений.
Только сверхъестественная любовь созерцает нагую необходимость. И тогда она перестает быть злом".

     С. Вейль. Тетради.


    Нагая необходимость - рождение и смерть.
Другой необходимости как таковой нет. Все остальные необходимости - первоначальная нагая - под разными завесами.


    "Порядок есть что-то такое, что мы создаем сами, но не произвольно. Собственно говоря, всё, что мы не создаем сами, для нас произвольно: произойти может все, что угодно.
Исключить произвольность можно, только контролируя абсолютно все условия.
Что бы ни удивило нас там, где нет ничего произвольного, — это будет потрясение от реального".

     С. Вейль. Тетради.


     Создать порядок это значит найти реальность, которая будет условием существования нужного порядка.
    Если же нет такой реальности, то порядок будет фашистским, тоталитарным - чисто формальным, строго говоря.
    Удивляет нас реальность, которая ещё не вошла в воссозданные нами условия существования - порядок - лишь её красота, предоставленная всему миру на доступное обозрение.
    Божественное цветение Космоса по древнему греку это такая реальность бога, которая запечатлена в упорядоченном движении всех небесных тел.


    "Человек, имеющий контакт с реальным, по существу, царь, ибо он есть присутствие в социуме, под видом бесконечно малого, порядка, трансцендентного <относительно> социального. И какое место он (этот человек) при этом занимает в социальной иерархии, совершенно неважно. Его место и является центром тяжести.

Он не может действовать — или, как бесконечно малое, производит бесконечно малое действие. Само же его присутствие бесконечно, трансфинитно велико.
Что же до большого веса в социальном порядке, то им может обладать лишь захвативший большую долю энергии Великого Зверя. Но тогда он не может иметь доли в сверхъестественном".

     С. Вейль. Тетради.


     Реальное в социальном - единичный человек - бесконечная малость. Если он - центр тяжести, он - реален. Если же центр тяжести вне его ( я лишь элемент социума) или псевдоунитожен вообще (вместе мы сила), или извращён ( я политик, я знаменитость, я магнат, я сила), то это Я - нереально.
     Социум или Великий зверь по Симоне Вейль орудует либо сращенной коллективной силой, либо извращённым человеческим Я (самомнящим себя кем-то в этих связях) либо среднестатистической единицей "никого" (человека без лица). От "имени" этих трёх, социум устанавливает порядки, раздаёт подарки и пряники, свищет кнутом, взывает на войну, карает и милует, а также от "имени" всех этих трёх социум заявляет, что он лучшее, что есть у человека - "порядок".
Но он, конечно, забывает прибавить, что будучи "порядком", он есть "порядок без реальности", без Человека.


     "«Идентификация» (г-жа де 3<альцман>); мы рождены, чтобы «идентифицироваться». Грех состоит в идентификации с тем, что не есть Бог.
Мы никогда не бываем самими собой. Мы всегда что-то другое. Эгоизма не существует. Но это другое должно быть Бог. Только так мы будем самими собой".

     С. Вейль. Тетради.


     Наша самоидентификация постоянно "снимается", если мы ещё не умерли, мы никогда не стоим на месте, мы течём и развиваемся. Или-или. Или течём, как эмпирические предметы в общем потоке времени и тогда с трудом помним какими мы там были вчера или развиваемся, обретаем новую самость и иные глубины и тогда не помним себя вчерашних в ином смысле. Одно слово "забвение" обнимает разные планы того, что с нами случается - план нашей пассивности и сдачи перед фронтом судьбы и план нашего освобождения и становления нас во времени - нашего становления, не общего. Что может значить тогда наша самоидентификация как не то, что мы признаём на самом деле СЕЙЧАС?

     Но что мы признаём на самом деле сейчас - не такой уж простой вопрос, как нам кажется и взывает совсем не к такому вот примитивному ответу как "я такой-то"... (что мы по глупости считаем самоидентификацией). И здесь не имеется ввиду принадлежность к какой-то партии, группам или классам, здесь имеется ввиду последняя и радикальная вопрошаемость человека по поводу честности с самим собой - что делает меня настоящим? Ответ может быть только один - то, что как раз уничтожает моё Я - нечто божественное, нечто большее во мне самом, чем даже то, что я назвал Я. Это корень моего Я, находящийся позади его завесы. Выбор этого корня приводит к тебе самому новому и настоящему; выбор чего-то иного (любого, сколько угодно милого и свойского твоему Я) приводит тебя к потере твоей самости.


     "Отвергнуться себя следует именно потому, что мы существа ограниченные; и для этого надо просто признать все ограниченные вещи таковыми. Если бы я мыслила всё, что ограниченно, как ограниченное, в моей мысли не было бы ничего, исходящего от «я». Бог и Его творение просто входили бы в контакт через меня.

Люди, которых я люблю, всего лишь творения. Они родились благодаря случаю, сведшему их отца и мать. Но и <моя> встреча с ними всего лишь случай. Они умрут. То, что они думают, чувствуют и делают, ограниченно и смешано из добра и зла.
Сознавать это всей душой — и любить их от этого не меньше".

      С. Вейль. Тетради.


     Я вижу людей через свою собственную бесконечность, даже тех людей, которых люблю. Именно в силу этого я и испытываю такое чувство как любовь. Я думаю, что это хорошо, потому что вокруг меня тысячи людей, которые видят друг друга лишь ограничено. И поэтому забыли уже и не помнят что такое любовь. Но Симона говорит: мало. Этого мало, чтобы победить и быть.

    Чтобы любить не просто через себя нужно снова увидеть людей не в свой бесконечности, а в их ограниченности. Нужно приобрести ещё одно, новое, иное зрение. Любить конечное - вот последний идеал, противоречивый сразу же в своём исходнике, потому что люди убивают мою бесконечность и мою к ним любовь, и всё же, я их люблю. Я люблю их даже через то зло, которое в них вижу. Совершенная любовь - потому что не небесная, а полностью реальная, земная. Исполненная земная любовь.

    Но никто не хочет любить так, как об этом говорит Симона, все хотят любить через себя и свою бесконечность. Люди принимают другого не потому что его видят (это труд), а потому что безразличны на самом деле к нему и он их устраивает в какой-то мере. К тому же они называют это безразличие "любить человека таким, какой он есть", будто бы они видят и чувствуют какой он есть. Но это обман, потому что довольно скоро выясняется, что их любовь не согласие, а соглашательство. Люди привыкли строить свои отношения на "подходящести", менее всего энергетически затратной и оберегающей владения их подлинной самости даже от малейшего к ней приближения (то есть делающей эти владения частными). Такую "походящесть" они и именуют любовью, а всё, что сверх того они именуют безумием или покушением на их права.
    Будто бы в любви могут иметь значение их права, а не права самой любви.