Без названья

О, труд невольника – раба
И пот, и кровь,
И всё без меры,
Кайло – рудник,
Весло – галеры,
Судьба без толики добра.
И жизнь, как будто свист бича,
Как злобный окрик
И, поверьте,
Короче стука кирпича,
Упавшего за миг до смерти.
Короче зимнего луча,
Она,
Как ржавый скрип уключин,
Как эхо
От чужих излучин
И, как ухмылка палача.

И остаётся только труд,
И думать о себе не смея,
Рабы воочию создают
Дворцы, угодья, колизеи.
Свет потеряв на рудниках,
Они – незрячие Гомеры
Несут в миру росточки веры
На окровавленных руках.
Ведут по морю каравеллы
Во все концы, во все концы
Все те незрячие Гомеры
И музыканты, и певцы.

Один средь них
Был, как Орфей,
Как соловей
В российской роще,
А самым страшным был надсмотрщик
Сам из рабов.
Такой злодей!
Остался в памяти певец
На сотни лет,
На много поприщ,
Остался так же тот подлец,
Что из рабов,
Злодей – надсмотрщик.
Всё к одному свела судьба
И оказалось много проще –
Певец в себе убил раба
И из раба возрос надсмотрщик.

К чему родился этот стих,
Зачем, кому и сам не знаю…
Уж ветер за окном затих
И лужи с краю подмерзают.
И, вдруг, про меж пустых дворов
Сквозняк пронёсся, завывая
Похожее на песнь рабов…
Была, наверное, такая.