О стихах Артёма Старикова

(Полёт разборов 11.10.20 - опубликовано в журнале Формаслов)

Человек не выбирает время, в котором ему предстоит родиться, – уже только в этом бьётся неровное дыхание героики, превозмогания. В этом смысле никакое время не лучше, но каждое из них осторожно предвкушает момент вспышки смелости в своём поэте. Такой устремлён в неизвестное, неосмотрителен и ненасытен. Многое в поэзии даётся с трудом – почти каждый раз одно и то же. Но сегодня, мне кажется, тяжелее прочего даётся стилистическое единство текста при многогранности вполне конкретных и нередко противоречивых черт – заимствованных или вновь открытых – на пестрящем эклектикой материале современности. Здесь должны сойтись особая острота мышления, безоглядность и окончательность приёма, неподдельность располагающей интонации и умение читать течение, точно различать границы, для маневрового запаса. Мне видится, что Артемий Стариков – поэт именно что слаломный: охочий до узких и быстрых лакунных течений со множеством порогов и перепадов между затвердевшей лавой новых поэтических традиций. Быть может, это только путь к необитаемой, но уже неизменно своей земле, тем этот путь интересней – сам воздух его наполнен адреналином, водопадной пылью опасности, силы и случая – а текстуры странно начинают сдвигаться и подглючивать. Окно от скуки сворачивается, квадратно осыпается – обман или реальность, но теперь смотрим:

2005 год
в Молнии на Труда сигареты продаются блоками
проезд в маршрутке стоит 10 рублей
солнечный ветер по широким дорогам
гонит редкие иномарки

Да, перетасовка миров, наложение их друг на друга, как это бывает в игроманском «запое». Запечатлённая обыденность не так уж обыденна, в авторской интонации даже скользит ностальгическая нота, не лишённая метаиронии. И всё же в очевидную реальность вкраплениями входит иное – «солнечный ветер». Уместность этого образа поначалу вызывает вопросы – но скоро авторские правила прояснятся, и читатель обнаружит своё внимание спровоцированным, попавшимся на крючок. Солнечный ветер (не то же, что солнечный свет) – это причина магнитных бурь, которые тянут «редкие иномарки». Метафора с широкой дельтой сравниваемого и сравнимого – впечатляет. И кадр двоится: то две-три иномарки в потоке отечественного автопрома, то сами по себе – случайные и одинокие на широком проспекте – и в этом сила самостоятельной строки. Далее две похожих:

год между садиком и школой я посвятил
прогулкам и исследованиям виртуальных миров

Первая из них также запросто выдерживает кадрирование и становится моностишием, расширяя поле интерпретаций, – здесь двоится слово «посвятил» как завершающее историю строки – скорее 25-м кадром – впрочем, сдвиг небольшой. Вторая работает на драматургию и распахивает широкие ставни композиции. Главные три широких экспозиционных жеста дальше:

гигантские мерцающие грибы в лесу у лыжной базы
жизненные силы ягод малиновых кустов, за которыми
пробегают штурмовики Синдиката и свинокрысы

В ж/к пикселях за табачным ларьком – штурмовики из Warface, у жуткой обшарпанной помойки свинокрысы из Fallout’а, под огромными флюоресцентными грибами вместо деревьев как во вселенной Warcraft, и нездешней, цвета пересохших губ, малиной. Детали этих игровых миров за десятки лет стали куда более доступными знаками, чем, скажем, мир поэтов-символистов ((о, так ведь и сигареты продаются Блоками)). Да, именно доступными, но никак не глубокими. Они не врастают в реальность, не прячутся за каждой вещью четвёртой координатой смысла – они параллельны нашему миру и бесконечно приближаются к нему плоскостью монитора (хоть бы и внутри 3D-очков), но не дают в него войти. Такой вот, я бы назвал его так, киберсимволизм (витком в сотню лет от Серебряного века) безусловно в равной степени находится в поле гравитации метареализма и Нового эпоса, обладая и деконструирующим моментом декаданса, и узнаваемым одновременно-говорением слоистого метасюжета, и характерными смысловыми инверсиями в духе Фёдора Сваровского, Андрея Родионова или Сергея Круглова. Но основная черта, которая позволяет выделить такое письмо названием, – это именно работа с квазимифологией, её легитимация, примерка к действительности – для аналогии можно вспомнить кибер-панк-фотографии Евгения Зубкова, или мейнстримный «космический» кинематограф в духе Дени Вильнёва или Кристофера Нолана – как операции схожего художественного синтеза реальности с её производной. Резким монтажом, вспышками памяти у современника одинаково правдоподобно всплывают декорации виртуального и реального – так, что уже сомневаешься, не отразились ли они, не поменялись ли местами.

травная граница
отражение
деревня проклятых
жуткая дорога

Виртуальное влияет на восприятие реального, и сознание гомогенизирует их до состояния равновесия. Замена одного другим видится невозможной, но градиент размытия этой границы внушает неконтролируемое беспокойство – густым чёрным облаком подвешенное над макушкой – сомнение в реальности. На этом участке текста происходит ускорение – строки короче – центр тяжести возникшего градиента стремительно смещается и за читателем закрываются ставни композиции:

все ещё живы
всё ещё впереди

Страшный крен еле различимой границы: нагнетающие умолчания, саспенс, предчувствие страшного и бесповоротного уже вот здесь, рядом – и, да, айсберг переворачивается. Но дальше как в игровой вселенной:

после смерти я перезагружаюсь
в чёрно-белом Ашенвальском лесу

Вновь от самого Иггдрасиля посреди Ашенвальского леса (по собственной символике – опровергающего смерть, а по контексту стихов – вместившего её в себя) лирический герой (или уже его аватар) воскресает в чёрно-белом (инверсивно-реальном) ясеневом лесу для поиска утерянного себя. Только теперь уже бывшая реальность оказывается встроенной в виртуальный мир, как если бы наша планета вдруг оказалась вписана в рождественский стеклянный шар, а он стал вокруг.

Тот баланс, с которого я начинал, – он в подборке есть. Как некая аскеза, чувство меры взятого жеста. Плюс-минус то же происходит и в других стихах подборки – всё это изящный слалом по узким межтрадиционным лакунам. О чём же тогда говорить? О форме, о переключении с широкой поэтической интуиции на осознанный и точный технический жест. Вероятно, о звуковой работе – просодически эти стихи практически не выделяются (и нужно ли?) среди прочих схожих. В них есть своя интонация, есть сильный смысловой вектор – но какая музыка его сопровождает, я не расслышал. Об этом и поговорим на очном «Полёте разборов» 11-го октября. В любом случае, поэтика Артемия Старикова мне близка и интересна – однозначно буду следить за его развитием, к тому же он явно не из тех, кому интересно играть на одной струне. А в поэзии свой Ашенвальский лес перезагрузки – мало ли какие повороты живой поэтики сулят эти чёрно-белые заросли.