прощание с бором

Прощание с бором до весны

  Это сейчас, к вечеру, облака весёлые даже в своей однородности: мчатся и мчатся на северо-восток, словно отторгнутые бесконечными стаями улетевших птиц. А утром на небо и не гляделось. Нечему было приветливо улыбнуться, помахать рукой – позатыкано от горизонта до горизонта серой паклей стоячих и дремотных облаков.
  Но тихо, тепло. И что-то толкнуло в бор. В последний раз перед зимой.
  Мост осенним половодьем унесло за метров тридцать и развернуло боком по Чёрной речке. И тут же к нему протопталась дорожка: и пеший пройдёт, и мотоциклист проедет. Подрассыпанные звенья моста в чёрных, грязных и склизких листьях черёмух и ив – береги ноги! А проходить широко, вольготно.
  Вся осенняя дорога бора стянута длинными чистыми и прозрачными озерками луж. В отстоявшейся жиже их иглы сосен и елей, листья, ветки. Выстиранные дождями рыжие исподние рубахи октября брошены от воды до воды. Мягкие и влажные.
  Шумно от колёс велосипеда в сиротливом бору. Крупная белёсая птица сорвалась с сосны, и больше никто не сказался в этот день. Неохотно идёт человек в лес в такую пору. Только доверием, расположенностью можно стать своим для него в поздние дни осени. Не шуми, не впадай в уныние от глухоты лесной и вселенской сырости. Перетерпи грязь и лужи. Посмотри вокруг себя добрым взглядом. Тепло попрощайся с тем, кто дарил тебе пение птиц, запахи земляники и брусничника, радовал грибами и ягодой, вёл солнечными анфиладами вглубь, к реке, подсказывал нужное слово, воскрешал для жизни и дел, возвращал надежду…
  И вот замерцали в глубинах сосняка стеклянные кубы испарений, прозрачные лари последних вздохов от выпавшего, словно понарошку, снега. Игрушечный, ватный, он, однако, обнял все глубокие, молчаливые подвалы бора. Взбит, приподнят над ягодниками и мхами. Случайный гость в тепле последних дней.
  Весь ельник при дороге сушит на нижних ветвях жиденькие, влажные, бледно-зелёные тряпочки. Как будто шагнул лес в море и вышел из него преображённый малахитом водорослей. Нахватал их сухим сучьем.
  И снег, и дымки в низинах, и влажные тряпочки на ветвях, и рыжие шкуры дорог – всё потихоньку возвращает живое в отчуждённый поначалу бор. Он поворачивается к тебе лицом, изживает холодок неприятия, становится узнаваем. Наконец вбирает в себя, и тебе становится не одиноко. И сосны с елями внимают тому, как ты рассекаешь глубокие и широкие лужи, и плеск воды словно вливается в молчаливые глубины леса, очеловечивает их. Как и твой едва слышный ласковый матерок, когда попадаешь колесом в глубокую колею в воде и заваливаешься набок…
  Велосипед, штаны, сапоги – всё в мелких звёздочках грязи.
  В деревне встречает мелкий, плотный и тёплый-тёплый дождь. Небо тоже оживает и мчится на всех парах с юго-запада.
  Скоро темнеет. В черных просветах дымных облаков ласково зажигаются легкие, сухие звёзды. Краюха луны красиво серебрит тонкий полог облака. Дымы летят, звёзды дышат, луна плывёт над горизонтом. И обдаёт ласковой массой тепла, что всегда возвращает к юности.