Стихи 1837 года. - 1

Предисловие
   Этот цикл стихов вошёл в книгу «Берегиня» (оба издания). Но, возможно, многие эту книгу не дочитали до конца. Поэтому, я счёл уместным опубликовать сей цикл отдельно.
   Публикация этого цикла отдельными стихами заняла бы слишком много времени, и читатель к концу мог бы забыть его начало. Публикация «залпом» кажется мне слишком большим куском, который не все смогут «проглотить» за раз. Для облегчения нелёгкой доли читателей цикл будет публиковаться ежедневными порциями (5 — 6 кусков).
   Предыстория этой повести в стихах такова. Вначале я хотел написать критическую статью. Прочёл известную статью Белинского, которая меня разочаровала обильным цитированием Лермонтова и скудостью оригинального материала. Потом у меня возникла мысль написать поэму о Лермонтове. Я придумал для неё вполне оригинальную строфику и даже написал пару страниц. Но понял, что я пишу больше о себе, чем о Лермонтове.
   Тогда я переформулировал задачу. Лермонтов писал «Героя нашего времени» как прозаик. А как бы написал об этом Лермонтов-поэт? И вот что получилось.

(Из дневника кавказского офицера)

           У каждого Грибоедова – своя Персия.

Пролог. В столице.

Теперь пора куда-нибудь уехать…
Хоть на Кавказ!
Не знать надменных лиц, пустого смеха,
Фальшивых глаз.
Скорей забыть немытую столицу,
Всю грязь и дрянь.
Куда-нибудь случайно закатиться –
Хотя б в Тамань!
Быть может, пуля-дура в перестрелке
Не злее слов,
И утешенье есть в такой безделке,
Как смерть,
           любовь?

Тамань. Проездом.

Когда допью последнее вино,
Что вспомню я об этом городишке?
Сотрётся всё, останется одно:
Как сладко пела девушка на крыше…

Дай Бог за это ей безбедно жить,
Хоть утопить она меня хотела!
И уж не мне, конечно, доносить
О девушке, что только песню пела.

Под Гихами. После боя.

Шинель пробита. Эполет отрублен.
Чужая кровь забрызгала щеку.
Бой был – как бой. Скупой рисунок углем,
Где лоб – мишень, живот – прицел штыку.

Я видел смерть – не роковую тайну,
А самую обыденную смерть…
Об этом написать в письме случайном,
Которое отправить не суметь, –

Чудачество… Но вы его простите,
Как, может быть, и Бог меня простит.
Наш мир скорей кладбище, чем обитель,
И человек скорее склеп, чем скит.

Наш бренный мир неласково устроен,
И в нём извечна тихая мольба:
Покойтесь в мире, павшие герои;
Сердцам покойным пухом будь судьба!

Но можно ль бесконечно быть в молитве?
И пишет сумасбродная рука
Забавный очерк о кровавой битве,
И вздор о философских пустяках,

И развлекает горькою любовью
Ту, что вполне успела всё забыть…
И спорит с привязавшимся присловьем:
Что есть герой? И можно ль им не быть?