Красноярск

Подушка на шее удобоносима, 
Удоболежима. И кресло – по мне –
Удобосидимо. Беруши вестимо.
Удоболетабельно будет вполне.

Соседи и справа и слева, как дети,
И шмыгают носом, и чем-то шуршат. 
Верблюдоподобно, выносливый Йети,
Не ем и не пью, либо целый ушат

Могу осушить, если сушь. Если гладно,
Я в спячке могу отлежаться, могу
Жару претерпеть, ну а если прохладно,
Могу убежать согреваться в Москву...

Енисей очаровывает любого. 
Уральский хребет – не помеха. Лечу.
Попутного ветра. Да хоть лобового!   
Реактивному Боингу всё по плечу.

Кедровых орешков начищенных горстка.
Марал затаился, рогат, гладкобров.
О дивные горы вблизи Дивногорска,
Медвежьи углы заповедных Столбов!

У всех грызунов к приключениям тяга.
Под ноги бросаются бурундучки.
К кормушке пикирует белка-летяга.
Бобёр потирает глазёнки-очки.

В кафе котофеичи и котофеи
Шаманят, камлают, мяукают в лад.
Рыбачат с моста рыбаки-корифеи,   
Приманке стремительный хариус рад.

И Ленина домик и Татышев остров,
Алкаш, мою шляпу назвавший горшком,
Китайский супец – восхитительно острый –
Сибирский кузнец, своей кузни главком. 

А тени кривых чёрно-бурых домишек
(Раскосые ставни, резные круги
Наличников) – вроде куражистых мишек,
Пробравшихся к яру из сердца Тайги.