карантинное -цикл стихов

КАРАНТИН
 ***
Я ищу Тебя в этом цветке,
 в этой тоненькой ветке и в тени,
 что гуляет как зайчик
 по собранным некогда книгам;
 в этом крестике,
 что висит на стене,
 привезённый оттуда когда-то;
 а в руке моей чётки,
 и сами собой говорятся слова:
«Я навеки пребуду,
 навеки пребуду с тобой...»
 И слова Твои, словно горный ручей
 или ветер прохладный,
 проникают мне в сердце,
 что тает и тает,
 наподобье свечи восковой...
 Я прошу:
 загляни сейчас к тем, кто забыт,
 одинок или болен смертельно,
 стань рукой,
 подающей лекарство и воду,
 укрепи, кто ослаб
 самых старых и самых больных,
 дай покой их душе,
 просочись незаметно
сквозь окна и двери,
 что нынче закрыты,
 от болезни спаси,
 что людей не щадит,
 даже любящих, верных Тебе,
 потому что она, как известно,
 без сердца...

***
Когда твой ограничен кругозор,
ты вдруг заметишь облаков узор,
и первых почек маленькие глазки,
и пешехода, что как призрак в маске;
припомнишь сон,
что прерван был звонком,
и сердце отзовётся позвонком,
и в память окунёшься,
точно в сети,
и вспомнишь грех,
что не расскажешь детям,
со всею остротой первоначальной,
и жизнь тебе покажется печальной,
как этот мор, что длится день который,
и не дождаться ни врача,
ни скорой,
когда и в храм на исповедь нельзя,
и лишь молитва, как живой бальзам,
что топит сердце, как весною льды, -
дожить до вечера,
до утренней звезды,
до Пасхи,
что лекарством станет ныне
для тех, кто упованья ищет в Сыне...

31 МАРТА
Тридцать первое марта,
снова снег за окном,
опустел Патриарший
и покрылся ледком.
Пуст Тверской и Кузнецкий,
и Манежка мертва,
ходят люди как тени,
ты ли это, Москва?
Что привыкла к размаху -
только пей да гуляй?
Нынче стынет от страху,
все и вся обнуляй!
Ни работы, ни денег,
даже храмы пусты,
и как долго протянешь
без причастия ты?
Лишь молитва и держит
согревает свеча,
и любовь, что как прежде -
горяча, горяча…

***
Что за план сатанинский -
всех убрать стариков -
с их жалением, мудростью,
почти детским восторгом?
И куда мы без них,
этих старческих глаз,
что с любовью глядят
и смиряются быстро
со смертью и моргом?
Говорят, что, мол,
даром живут старики,
только хлеб наш жуют,
раздражая прохожих
своими беззубыми ртами?
Но не стала ли жизнь их,
почти бесконечная жизнь,
тем единственно нужным,
кем-то сверху нам спущенным даром?
Да, они забывают,
что было вчера,
и беспомощны так,
что порою терпеть невозможно,
но как стали легки
и почти беззащитны тела,
но как светит сквозь них
это что-то,
похожее больше
на божье?..


***
Господи, сохрани для нас стариков,
дай дожить им до старости ,
ибо многие только в старости
достигают подлинной святости,
Как нынешний Лазарь и Феофилакт,
как святой Серафим, любимче наш преподобный
или Савва, что построил монастырь в Сторожах,
как святые в Дальних пещерах и Киевской лавре,
что светят оттуда цветом неувядаемым!
Господи, не забирай их раньше времени,
но дай дозреть до святости,
чтобы и в пещерах Черниговских и Посадских
были у нас защитники и молились за нас,
как святитель Лука Ясенецкий, как святой Иоанн,
как мученик Сиверс и святой Гавриил Урбегадзе,
как Матрона блаженная и Давид Гареджийский,
как спешащий ко всем Спиридон
и Никола- угодник
Господи, дай им дожить, дорасти
до святости и уйти с миром в сердце,
как уходят святые к своему Богу,
Который открывает для них небеса
и принимает в Свои объятья.

***
Это странное лето
с запахом ингарона.
ингаверина,
вечного карантина,
где сквозь маски
и сквозь перчатки
смерть оставляла
свои отпечатки…
 лето, где мы ежедневно
 теряли родных и знакомых,
 так что слезы стояли комом,
 и при этом пышно цвели
 флоксы, розы, азалии,
невозможно
пахли жасмин и сирень-
словно в последний день…
лето, когда мы, разделенные,
встречались
только в чате и в зуме
вспоминая тех,
кто неожиданно умер,
читали стихи,
чтобы совсем не сойти с ума-
в городе,
что стал теперь как тюрьма…
Это странное лето,
когда вирусы восстали
против всего человечества,
возможно готовя или
приближающее его к вечности-
это странное лето
без тебя и твоей улыбки
подходит к концу –
Успением Богородицы,
возвращением к Богу-Отцу…

КАРАНТИН
Мне пишут: я не выходная,
мы все под домашним арестом,
сидим - старый воздух глотаем,
и здесь горевать неуместно,
поскольку мы все из Ухани,
из Брешии или Бергамо,
и моемся честно в лохани,
и древний читаем пергамент.
Там тоже чума и холера,
и оспа и прочие хвори,
а в детстве была скарлатина,
ветрянка! прививка от кори!
О, как же я вкусно болела,
и все пропускала уроки,
а нынче –звонят! – постарела,
грозят семилетние сроки…
А как же весна и пролески,
прогулки вдоль Яузы, мостик?
Поеду в зеленой карете,
ну, кто позовет меня  в гости?

ПАМЯТИ КОСТИ
 И не подсчитывать убитых,
 и не считать себя умершей,
 какая разница- с посуды битой,
 какая разница- последний или перший,
 от вируса иль просто жизнь итожа,
какая разница- ведь все мы птички божьи
 мы спели песню, вывели птенцов,
и умерли себе в конце концов…
кто жил на этом свете под завязку,
кому-то жизнь тюрьма, кому-то сказка,
 не все ль равно- в могиле или яме,
 и следовал ты яме иль нияме,
 дружил с богами, почитал Иисуса
был праведен или искал искуса?
Исход один: ты полетишь как птица
 в тот новый мир, где смерти не боится
 ни кошка, ни собака, ни старик,
что прожил жизнь и Царствия достиг…
 как Костя, что всегда казался вечным,
что души сторожил, не только вещи…

***
Бывало, что на Патриарших,
где воздух, как в пекарне, густ,
гулял с огромною овчаркой
портной по имени Иисус.
Однажды вышел, как обычно,
и вдруг ОМОН и автозак.
Платона отогнали зычно -
не возят в ОВД собак.
Платон помчался за машиной,
но быстро понял – не догнать
в сердцах подумал: «блин, фашисты»,
и даже крепче- «твою мать!»..
А Воланд, сидя на скамейке,
сидел и думал: черт возьми!..
И черти взяли – полицейских
и отхлестали их – вельми!



***
Дни в июле пролетают как детский мячик,
 Не поймал - так значит прошёл без цели,
 Где-то бродит среди подмосковных дачек
 Или спрятался, как муравей под елью.
 Говорят, грибы, земляника, пошла сморода,
 Только звук и слышен, жарой окован,
 Люди-пугала бродят средь огорода,
 И рыбак не скажет за день ни слова.
 Лишь в лесу деревья хранят прохладу,
 Пропуская местных в свои хоромы,
 Мне бы тоже к соснам прижаться надо,
 Слишком многих мы в этом году хороним...

СТИХОИЗОЛЯЦИЯ
 Привет тебе, о вирус венценосный!
 Сказать по правде: ты такой несносный!
 Всех зацепил- пускай не так, так эдак:
 Тут сердце, легкие, везде- гора таблеток...
 Народ пошёл, чтоб причаститься, в храм,
 Но ты опередил и напортачил там,
 Всех заразил- и певчих и отцов,
 И затворили храм в конце концов.
 Все ломанулись в лавки, магазины,
 И полные везли домой корзины,
 Но вирус оказался и в еде-
 В томатах, гречке - в общем-то везде...
 Тогда все затворились в помещенье,
 Но с тайной мыслью- мыслию о мщенье!
 Изобрести неведому вакцину,
 чтобы отомстить заразе-сарацину!
 Пока же Иисус с Платоном вместе
 Гуляют в запрещённом кем-то месте,
 Смеётся Воланд: хороша проказа!
 Всех держит по домам ничтожная зараза,
 Народ нищает, богатеют бонзы,
 И Ленину статуя вновь из бронзы,
 Но где же свита? Бегемот и Гелла?
 И где убийца страшный- Азазелло?
 Пора кончать убийственный визит,
 Который жизни на земле грозит.
 Ещё не срок! Хотя возмездье близко
 За все химеры ФСБ и сыски...

ВЕРА
 Где-то вера моя затерлась,
в каком виртуальном мире?
 В храме служба идет,
а люди проходят мимо, -
 нынче дверь заперта,
прихожанам вход воспрещен,
только клирики служат,
да звучит колокольный звон…
 Где-то вера моя затерялась –
в каком-то он-лайне, зуме,
я смотрю на службу
 и читаю: Иосиф умер,
 помяните, болен,
 ко Господу отошел,
я смотрю и слушаю-
 а сама- далеко душой…
Где-то вера моя затерялась,
в каком виртуальном мире?
 на ютубе, в зуме
или пустой квартире,
где свеча в углу
и икона в окладе битом,
 где в тиши молюсь
о жизни своей разбитой.
И Мария смотрит,
и молча глядит Иисус,
 и диктует ангел,
когда за стихи сажусь…

***
каждый поцелуй всегда последний-
 в каждом что-то есть от умиранья,
 замерло и сердце и дыханье,
словно бы в предчувствьи смертной ночи…
 в стареньком каком-нибудь подъезде,
 где лифты давно уже не ходят,
 и скрипят последние ступеньки-
 дальше только крыша, только звезды-
 там, на подоконнике прижавшись,
эти двое умирают разом,
и по крыше бродят только кошки
 с мокрыми зелеными глазами…
 каждый поцелуй всегда последний,
 оттого что дальше расставанье:
 кто-то из двоих всегда уходит.
 кто-то остается и страдает…
 и теперь когда увозят близких ,
 близкое когда-то это тело,
 легкое, уже почти без жизни,
 что когда-то пело и хотело,
 наступает вдруг опустошенье
 как ты без нее– вот чашка, сумка,
 плачешь и ее целуешь руки -
 потому что губ уже не видно-
 все запало без зубов, как в пропасть…
 не помочь, душа уже вся вышла
 только тело,
 только тело стынет -
 без души оно уж не выносит…

НА РАДОНИЦУ
  Поминаю -
 пламя свечи дрожит,
 тень от него
 по стене бежит -
 Господи, помяни,
 не оставь,
 душа надвое-
 весь ее состав:
 плавится,
 как свеча в кануне-
 не была я в храме
 ни сегодня, ни накануне,
 и записки не подала,
 прости,
 все мы сейчас у Тебя
 в горсти,
 ни на кладбище -
 пойти, помянуть,
 Господи, хоть Ты не забудь!
 Даруй близким
 покой и свет
 они там сейчас,
 где инфекций нет,
 ни подписок, ни служб,
 ни трансляций,
 никаких тебе изоляций -
 только Ты и свобода,
 даруемая Тобой,
 а не прокурором или судьей....
 А на том клочке
 ни цветов, ни трав,
 посадить, убрать-
 у нас нету прав,
 там родные ждут -
 на Радоницу,
 полечу я к ним
 птицей горлицей,
 да спою,
 да в клюве оливы ветвь,
 и от всех родных
 передам привет,
 вот и свидимся-
 не далече же?
 На Радоницу
 и полечимся…

МАСКИ
 Я не дошла до Камергерского,
опять свернула с полпути,
боялась на найти там детского,
чужое что-нибудь найти.
И дом родной и рядом Чехова,
что был поставлен кое-как,
боялась не увидеть
детства я,
и дверь, и окна, и чердак...
А что, как все переиначили -
и дом не тот, и двор не там,
и ходят в чёрных масках мальчики
по нашим улицам, дворам...
И лица - лица все неблизкие,
чужие, из иных времён,
не знавших Пушкина,
Белинского,
ни наших лагерных знамён.
Никто не помнит -
будто вынесло -
волной цунами,
пандемий,
и кто-то страшный,
чертом с вывески,
вдруг скажет: «веки подыми»...

ЗЛАЯ ОСЕНЬ
Заглянула в себя - там осень:
Разбросала листья, неряха,
Ткёт мне саван и смотрит косо,
Молчаливая, точно пряха.
Журавли улетели клином,
Воробьи лишь на ветке голой,
Я опять не увижусь с милым,
Без которого пуст мой город.
Только изредка неба просинь
Отражается в мерзлых лужах,
Обогрей же бездомных, осень,
Кому день ото дня все хуже...
Заглянула в себя - там осень,
Непролазная осень, злая,
Та что близких косою косит,
На погост их всех забирая...