Две тысячи и двадцать октябрей

Уже Две тысячи и двадцать октябрей ввязались в бой.
И пали смертью храбрых.
С тех самых пор, как Вифлеемская звезда на небо влезла.
Зима неотвратима как... зима.
Близка и беспристрастна.
Она придёт.
Незванной, нежеланной.
Не гостьей, но хозяйкой.
И город к ней готовится: 
по лужам листья мечет в панике осенний ветер.
Он трижды в день меняется.
Он ночью воет в трубах.
Он мёрзнет.
Он влезает под пальто.
Нахал.
Ему конец.

Нам всем конец.
От страха сжался ртутный столбик
в термометре из тонкого стекла.
А я - как вор, украдкой прячу  клад -

Замоскворечье в свете фонарей.
И с рыжими гирляндами деревьев.
И струнами мостов.
И вековыми четырехэтажными домами.
И узкими бойницами окон...

Прекрасное несправедливо быстро тает -
такой закон.
Прекрасное - ажурное до хрупкости
И кажется - никак не донести.

Поэтому:
вдыхаю - выдыхаю.
Запоминаю.
Замираю.
Замеряю.
Свой пульс.
И пульс Его.
На кончиках ладоней - волшебство.
И все, что было до него -
                стираю.