Попутчик

               

"И бродят, как тени, они по планете,
Часами безмолвно сидят в интернете,
Осколки, остатки счастливой судьбы,
Сердец миллионы, ждущих любви."



Стояла девчонка на сером перроне,
Ей осень дарила чудесную сказку -
На синем атласном ковре небосклона
Сверкали листвы разноцветные краски.

Вокзал утопал весь в лучах перламутра,
Раскинули лапы зелёные ели,
Но лишь для неё было пасмурным утро,
Обида и боль обжигали, не грели.

Свивались в клубок непокорные мысли,
Душили волной подступавшие слёзы.
Раздался гудок, на платформу все вышли,
Прервав о несбывшемся чаянье грёзы.

Подъехал к ним важно экспресс запоздалый,
Стучавши  колёсами гулко по рельсам.
Она безнадёжно и очень устало
Шагнула к подножию долгого рейса.

В вагоне шумели, звенела гитара,
Играли в проходе крикливые дети,
Ничуть не стыдясь, обнималась там пара,
Подросток в углу зависал в интернете.

В свободном купе она села за столик,
Под ноги убравши дорожную сумку.
Достала потёртый Асадова томик,
Повеся на вешалку тёплую куртку.

Склонившись над книгой, она тосковала,
Листок за листком открывая страницы,
Усиленно делала вид, что читала,
Терев поминутно большие ресницы.

Вдруг дверь отворилась и в джемпере белом
Высокий мужчина зашёл с кружкой чая.
Спросил без смущенья в лице загорелом:
«А что без улыбки меня здесь встречают?

На пару минут отлучился, буквально,
И надо же, гостья, затмившая солнце,
Меня Алексеем зовут!» - и фатально
Ей левую руку подал для знакомства.

И только тогда, заметила скорбно,
Рукав правый пуст, заправлен был в брюки.
Ей стало на сердце немыслимо больно
И совестно как-то за прежние муки.

Очнувшись от собственных мыслей, сказала:
«Простите, я Настя, учу русской речи,
К родителям еду» - и вновь замолчала,
Накинув ажурный свой шарфик на плечи.

«Вы право, продрогли, наверно, Настёна,
Давайте со мной, за компанию, чая.
По жизни я тот ещё жуткий сластёна,
Всегда шоколадка при мне, угощаю!»

Пока она грелась напитком горячим,
Смотрел он и думал: «Такая смешная,
Совсем ещё птенчик, глаза только прячет,
Подавлена чем-то, почти не живая».

А вслух произнёс: «Поэзию чтите?»
Поклонница нежной метафоры слога?
Когда- то и я был весьма романтичен,
Запоем читал Пастернака и Блока.

Сейчас, разменявши четвёртый десяток,
Прогматиком стал и не верю в случайность.
Люблю детективы, интриги развязок,
Терпеть не могу мыльных опер банальность.

«Скажите, а Вы, Алексей, воевали?»-
Спросила поникнувшим голосом тихо. -
Где правую руку свою потеряли?
Должно быть, немало Вы видели лиха?»

«Эх, Настя, на фронте я не был ни разу
 И ужас войны мне, отнюдь, незнакомый,
Я лётчик гражданский, - осёкся на фразе, -
Да был им когда-то... Всё так бестолково...

Казалось, весь мир  у меня под ногами,
Страстям отдавался, не в церкви молился.
Подвластны мне были луна с облаками,
Да стыдно сказать, до чего докатился...

Ни дома, ни деток, ни женщины рядом,
Уют променял на разгул и веселье.
А это увечье, единым всё разом
К чертям зачеркнуло былое везенье.

По глупости вышло, в Германии, в баре,
Рекою бежали заморские вина,
Один иностранец  в запойном угаре
Осколком бутылки поранил, детина.

А дальше, банально, пошло зараженье,
Хирург жизнь оставил, отрезав конечность.
С тех пор отмечаю второе рожденье
И с горечью знаю, грозит чем беспечность.

На Родину прибыл, лишился работы,
Попал под статью, друзья разбежались,
И если б не мамы родимой забота,
Навряд ли чаи с Вами здесь распивали».

Вздохнув тяжело, свои кудри поправил
И взгляд карих глаз стал пустым и потухшим.
«А Вас - то, Настюша, кто плакать заставил?
Лицо до сих пор вон красно и распухше».

«Да мне, в общем, нечего Вам и поведать.
Любимый женился, он выбрал другую,
От горя я вены решилась порезать,
Едва откачали - напрасно, впустую...»

«Глумились Вы, Настенька, зря над собою,
Мужчины любимых своих не бросают.
Должно быть, другой Вам назначен судьбою,
Пока небеса его имя скрывают».

Молчанье повисло, подобное пеплу
Загубленных лет и сгоревших мечтаний.
Но солнце в окно так слепило приветно,
Собой вытесняя остатки терзаний.

Махнувши рукою, сказал он с улыбкой:
«Забудем о каверзном прошлом, Настасья.
Ведь жизнь наша так скоротечна и зыбка,
А люди все созданы Богом для счастья.

Позвольте, я Вас приглашу отобедать,
Здесь вкусно готовят, грешно отказаться,
Шашлык обязательно скрасит беседу,
Отбросить сомненья, вперёд, наслаждаться!»

До вечера день проведя в ресторане,
Они то смеялись, то снова грустили,
Играл музыкант молодой на баяне,
Под музыку в танце блаженно кружили.

Он бойко рассказывал ей о туризме,
Как манят безумством седые вершины,
Как был командиром в воздушном круизе,
Какие прекрасные видел картины.

Она с интересом речам тем внимала,
Попав с головой под гипноз  обаянья,
Казалось, что тысячи лет его знала,
Так щедро дарил он тепло и вниманье.

Её подкупали открытая честность,
По-детски немного колючие шутки,
Магнитом тянула суровая внешность.
Бежали без устали время минутки.

А поезд спешил, нагоняв опозданье,
Мелькали перроны чужих полустанков.
Потерянных душ сократив расстоянье,
Их поднял из праха, из  зыбких  останков.

Так звёздная ночь опустилась беспечно,
Своей темнотой, как шатром укрывая.
Вернувшись в купе, говорили о вечном,
И есть ли на свете подобие Рая?

Уснули на полках давно пассажиры,
Блестели огни уплывавших вокзалов.
Звучала в смартфоне негромко Земфира,
И вместе им быть оставалась так мало...

Он вышел за дверь, покурить ненадолго,
Вернувшись, увидел, она задремала,
Кольнуло в груди, словно тонкой иголкой:
«Бедняжка, пусть спит, она видно устала».

Присел осторожно, любуясь украдкой
Овалом лица и взъерошенной чёлкой.
Была она вся такой милой и сладкой
В поношенных джинсах и синей футболке.

Ничуть не желая держаться в причёске,
Каштановый локон спустился на шею.
«Чиста, как слезинка, без фарса и лоска,
Невинная девочка в царстве Морфея».

А мысли вертелись, как в замкнутом круге:
«Мираж испарится сегодня с зарёю,
И мы позабудем навек друг о друге,
Останусь  чужим ей, она мне чужою.

А мог подарить бы бескрайнее небо,
Одною рукою согревши синицу.
Она б заблудилась, где быль и где небыль,
Но вряд ли на пару лететь согласится».

Приход проводницы заставил очнуться:
«Будите попутчицу, мы подъезжаем».
Ладони её он легонько коснулся:
«Настюша, вставайте, Рубцовск передали».

Погода враждебно дождём захлебнулась,
Холодный и сумрачный тамбур был тесен.
«Изменчива осень», - она отвернулась,
Лишь горько вздохнул он, угрюм и невесел.

Скрипя тормозами, качнулись вагоны,
Как  будто земля из - под ног провалилась.
«Прощайте, Алёша, жаль  мало знакомы...», -
Шепнула она и поспешно спустилась.

Злой ветер трепал облетевшие клёны,
Хлестал изуверски водой ледяною.
И лишь паровоза протяжные стоны
Едва доносились вдали за спиною.

Стояла безвольно, бледней приведенья,
Отдавшись стихии во власть молчаливо,
И рвали на части немые сомненья:
«Я б с этим мужчиной могла быть счастливой...»

Вдруг голос из бездны, как гром из-за тучи,
Испуганно вздрогнув, она оглянулась,
Промокший до нитки, бежал вслед попутчик,
Узнавши, невольно струной натянулась.

«Настюшенька, Настя, Вы … книгу забыли»,-
Срывалось дыханье, сбивались слова.
И пульса удары в смятенье застыли:
«Не смог я уехать... один... без тебя...»

И сделалось ватным послушное тело,
Бушующий ливень казался горячим.
А сердце в груди оглушительно пело,
Минуту назад ещё бывши незрячим!