Сорока

Над Маринкиной башней столбом тишина
Крутовертью ветра, недвижима стена,
Только вороны хрипло базарят.
Кто здесь прав... а никто говорит им она...
На Руси нет любви только жалость одна
И черно, и синё тут от гари.
За Коломной широкое поле легло
И не кажется злом очевидное зло
Только сыпок наскок комариный.
Вишь, сказала мне бабка, была тут одна
Стародревлих двоих самозванцев жена...
Только помню, что звали Мариной...
 А потом, как ее посадили сюда,
Прокляла и князей, и бояр навсегда
 И с тех пор на Руси нетолока...
Вроде кинулись было ее убивать,
Как ударилась оземь и люди то, глядь...
А она обернулась сорокой...
Через век моя бабка не зрела  почти.
Ей истории темной неясны лучи,
Ей, купеческой дочке досталось
И в окопах кровавую жижу месить
и потом о невыживших детях просить
И смахнув огневую усталость
Говорит она что- то и пахнет земля
И мне в детское сердце вонзается жля,
А понять мне её не по силам...
И за что заточили царевну давно?
Я в пшенице теряюсь, сама, как пшено...
Виновата, что крепко любила...
 И бежит до деревни тропинки стежок
Бабка тяжко идёт, заливает стрижок
Кувыркается в горней остуде.
И все ширится  чёрное с белым пятно,
И стрекочет, и бьётся под сердцем оно
И всегда там, наверное, будет.