Моя первая квартира

Отдельная квартира... Предел мечтаний почти для всего  населения крупных городов СССР. В не слишком крупных городах многие жители существовали в личных одноэтажных домиках с приусадебным участком, на котором можно было выращивать овощи, сажать фруктовые деревья, разводить кур, кроликов, то есть иметь кое-что, позволявшее выжить в условиях постоянных проблем с сельским хозяйством страны. У ленинградцев на окраинах города было очень мало домов в личной собственности, ибо эти микрорайоны постоянно уничтожались, уступая место промышленным предприятиям или многоквартирным жилым домам, из которых затем вырастали так называемые "спальные районы". Несомненно, квартира была залогом спокойной жизни без общения с соседями, среди которых бывали весьма разные люди, в том числе и алкоголики, и хулиганы, и воры-рецидивисты, и бандиты. Не удивительно, что в начале 60-х годов, когда власти разрешили кооперативное строительство домов, все соображающие люди стали участвовать в этом процессе, внося немалые деньги, но зато имея реальные шансы через 2 или 3 года вселиться в собственную квартиру, и навсегда позабыть "прелести" коммунального бытия.
 
Мой первый тесть, Владимир Ильич, к числу соображающих людей никогда не принадлежал. Это свойство души он пронёс через всю свою жизнь, и даже передал его детям. Он был неколебимо уверен в том, что советская власть - хорошая и правильная, и никогда в этом не сомневался. Нельзя сказать, что у него не было оснований для такого мнения. Конечно же, были: приехав из родного  Гомеля в Ленинград, молодой коммунист устроился на оборонный завод начальником отдела кадров. Перед ним возникла перспектива стать инженером, когда бы он имел образование. Попытка преодолеть эту проблему была безуспешной: никак не мог он выучить теоретическую механику. Даже приходивший к нему домой профессор, как ни репетировал с ним эту науку, не смог ему помочь. Так и остался он с незаконченным образованием, что, однако не помешало ему занять должность заместителя начальника механического цеха.
 
Началась война. Его племяник рассказывал мне, как в первые дни войны, когда он с матерью пришёл в гости к Владимиру Ильичу, тот в истерике катался по кровати, рыдал и причитал: "Меня же убьют!" Неизвестно, каким образом, но он избежал отправки на фронт, и уехал вместе со своим заводом и семьёй в эвакуацию, в Уфу, откуда после войны благополучно вернулся в Ленинград. Надо сказать, что у него были два родных брата и сестра. Никто из них не пострадал во время войны. Все они имели детей, все дети получили хорошее медицинское образование, и были неплохо обустроены материально.
 
Мы с женой после свадьбы поселились в комнатке размером всего в 7,78 кв. м, сугубо смежной с большой комнатой, где жила семья родителей жены. А в пригороде, Петергофе, проживала моя тётя Соня, с которой мы были в эвакуации в Соликамске. Она всю жизнь была одинокой, и, находясь в возрасте уже за 70, всё больше страдала от деменции. Ей с каждым годом было трудее жить одной, и, после переговоров наших родителей было принято решение предложить тёте переехать в Ленинград, к родителям моей жены, а нам занять её комнату в Петергофе. Тётя Соня сразу согласилась, и, после сложных переговоров в Бюро по обмену жилплощади, обмен был разрешён. Мы переехали в Петергоф, заняв отличную комнату в трёхкомнатной коммунальной квартире, в хорошем доме послевоенной постройки. Конечно, было не очень удобно ездить в Ленинград, в институты на лекции, но мы же  были молодыми...

Впрочем, прожив чуть больше года, мы поменяли эту комнату на примерно такую же, но на сей раз в Ленинграде,  в старом "доходном доме" на шестом этаже (с лифтом!). Соседями в этой двухкомнатной квартире была семья, состоявшая из трёх человек. Глава семьи - моряк дальнего плавания, который подолгу находился в рейсах, а жена с сыном, школьником, трепетно ожидали возвращения своего Одиссея. Он всегда возвращался целым и невредимым, первую неделю хорошо пил, а во вторую начинал колотить супругу, поскольку ни он, ни она не были "созданы для блаженства". В таких случаях, коль скоро других соседей не имелось, обиженная супруга обращалась ко мне за помощью, и я становился в позу рефери на боксёрском ринге, растопыревая свои длинные руки так, чтобы супруги не могли продолжать поединок. Мне это всегда удавалось, после чего супруга удалялась в комнату, а моряк (всегда хорошо поддатый), оставаясь на кухне, жаловался мне на свою тяжёлую жизнь в браке. Она никогда мне не жаловалась, но в разговоре с женой сравнивала своего мужа с петушком, который вскочет на курочку, и тут же - обратно. Впрочем, работая директором магазана, она не гнушалась маленькими человеческими радостями. Я утром не раз замечал её возвращение домой, но, разумеется, тайну свято сохранял.

Всё бы ничего, но у нас появился ребёнок, а размер комнаты составлял всего 13 кв. м. Нас поставили на очередь по улучшению жилищных условий, которая двигалась крайне медленно, даже в условиях роста жилищного строительства, существовавшего во времена Хрущёва. Мне стало ясно, что единственное, на что я могу реально рассчитывать, это - кооператив, ибо права для поступления в ЖСК у нас были. Но не было, разве что, материальных возможностей. Я только устроился в СКБ завода им. Козицкого инженером с окладом 100 руб плюс небольшая квартальная премия. Чтобы поднять уровень заработка, я немедленно нанялся на вечернюю работу в Радиополитехникуме, потом - в другом техникуме, стал набирать дипломников из разных институтов, в результате чего мой заработок существенно возрос.
К сожалению, моя супруга ничем не собиралась мне помочь. Работа педиатра оказалась чрезвычайно трудной для неё. Она не хотела работать участковым врачом. Она (в свои 25 лет!) очень уставала и, как правило, до полуночи заполняла истории болезни детей, которых посещала днём. Через многочисленных родственников - медиков она устроилась на специализацию, после чего стала детским фтизиатром. Эта работа была ей и по силам, и по душе, и по уму. Когда бы я ни подходил к двери её кабинета, около него никогда не толпились мамаши с больными детьми. Однако,  денег это почти не прибавляло.

Тем временем, на нашем заводе был создан кооператив. Я успел в него вступить почти последним: все двухкомнатные квартиры, кроме расположенных на первом этаже, были заняты. Пришлось записаться на то, что оставалось. Но через несколько месяцев требовалось внести первый взнос - 2050 рублей. У нас не было ни копейки сбережений, хотя я понимал, что за пару лет смогу накопить эту сумму. Надо было найти людей, которые бы согласились дать деньги взаймы. Такие люди были. И денег у них было немало. Все они были родственниками жены.
Мы пришли к тестю. Он сразу сказал, что в соответствии с решениями партии и правительства, в ближайшем будущем мы все будем иметь отдельные квартиры. Тем паче те, кто уже стоит на очереди, как мы. Давать деньги в долг он наотрез отказался. Более того, он попросил всех родственников не давать нам денег для первого взноса, если мы к ним обратимся. Естественно, нам пришлось искать иных кредиторов.

И тут случилось маленькое чудо. На нашу просьбу откликнулось такое множество людей, о котором я не мечтал. Я составил целый список кредиторов и список выплат. Там было около пятидесяти фамилий. Приблизительно, треть из них я не знал, ибо это были знакомые знакомых. Они давали деньги совершенно чужому человеку, которого никогда не видели! Без расписок. Даже без устных обещаний. Среди кредиторов были люди разных возрастов. Из родных только моя мама сказала, что даст все 300 рублей, что у неё имеются. Я не обращался к моему родному дяде, ибо был на сто процентов уверен в том, что он откажет. Я слишком хорошо его знал.
И процесс пошёл... Меня особенно потрясла история, происшедшая в закрытом НИИ, где работала Алевтина Ивановна, молодая жена моего школьного друга. У неё на работе, где она уже раздобыла для меня пару сотен рублей, кто-то кому-то принёс долг, тоже 200 рублей. Она, не долго думая, попросила и эти деньги для меня. И ей дали!
 
Другая наша знакомая , Галя, незадолго до этого вышедшая замуж, сказала, что у неё есть 400 рублей, которые она должна внести через четыре месяца. Естественно, я взял и эти деньги.  Друзья, появившиеся у меня на работе всего-то несколько месяцев назад, давали мне деньги сами, или брали у своих родителей.  Конечно, большинство, предоставляло деньги на небольшой срок. Это означало, что я должен был снова занимать, чтобы отдать этот срочный долг. Ну и что?! Я же в то время зарабатывал отнюдь не 100 рублей в месяц. Так что за три года я не только выплатил все долги, но и сумел обставить квартиру импортной мебелью, новым пианино, не говоря уже о покупке для жены одежды и обуви (тоже импортной, заметьте).
 
Двадцать первого октября 1965 года, через 13 месяцев после внесения первого взноса, мы вселились в нашу кооперативную квартиру. Потом ещё полтора года я раздавал долги. Но это уже не имело никакого значения, ибо я прекрасно понимал, что взятые на себя финансовые обязательства мною успешно исполнялись, и раздача долгов была "обречена на успех". Я продолжал напряжённо работать, и к лету 1967 года погасил все наши задолженности.

С тех пор прошло более полувека, и события далёких дней улеглись в глубинах моей памяти. Но одно обстоятельство продолжает удивлять  по сей день: как получилось, что столько незнакомых людей пришли мне на помощь? В самом конце прошлого века, когда я уже почти 10 лет жил в Калифорнии, мне вдруг понадобились деньги для постройки дома. Первый взнос - 20 тысяч долларов. Обратился с просьбой к другу в Питере, у него после выхода из бизнеса были очень большие деньги, но он испугался и отказал. У меня в США были друзья, с которыми мы ещё в Ленинграде  учились в школе в далёкие 50-е годы прошлого века. Были и другие друзья. Все они давно жили в Америке, имели собственное жильё, но я не стал просить у них денег в долг, ибо интуиция  мне подсказывала, что они откажут. А тогда, в нашей бедной стране столько незнакомых людей помогли мне. Чудо? Нет, просто всё соответствовало фразе: "Так поступают советские люди!"