Листая старые журналы 877

                Т Р И  Д Н Я

Говорят, когда человек умирает и уже не чувствует боли,
душа его ещё три дня по земле бродит устало,
бродит она по дорогам земной юдоли —
там, где любила она, там, где она страдала.

И уже совлекши с себя одежды немощи человечьей
и житейские попеченья складывая у порога,
как впервые, вглядывается она в лица, вслушивается в речи,
словно хочет что-то понять о жизни из эпилога.

...В первый день помедлит душа моя над Москвою,
пока она зеркала завешивает, пугается отражений,—
с её речами окольными, с её дорогой кривою,
с площадями побед, с лестницами унижений.

С её полётом, истерикой, чванством и панибратством,
с солнцем её закатным меж изломанных веток,
с детством моим и юностью, с моей бедой и богатством.
И благословит душа моя её напоследок!

А во второй день душа моя вспомнит свои скитанья
там, где, как говорят, и дым приятный и сладкий,
где древний призрак Отечества с ходу даёт заданья
принести ему то, не ведаю что, и разгадать загадки.

Здесь, под суровыми соснами, над поздней россыпью клюквы,
живут, земным благоденствием не тешась, не обольщаясь,
и боятся лишь прокурора, произносимого с заглавной буквы.
И благословит душа моя их, прощаясь!

Ну а в третий день отправится душа моя, собравшись с духом,
туда, где, кроме неё, нет виноватых,—
к священномонахам, инокам, к старикам и старухам,
и встанет она меж нищих, блаженных и бесноватых.

В одинокую, на высокой горе, забредёт келью,
подпоёт «Господи, помилуй» и «Аллилуйя»
и, благословив последним благословеньем,
уйдёт с метелью, унося ожог последнего поцелуя.

О, неужели никто, к кому стучалась она, сдерживая рыданье,
и три дня говорила: я с вами, я не убита,—
ничего на земле не отыщет ей в оправданье,
ничего небу не скажет в её защиту?

Олеся Николаева
(«Новый мир», 1988, № 8)