Из Чарльза Буковски - последний звонок
последний звонок
вот он, лопух, мёртвый соловей
на твоих коленях,
последний круг вокруг
миража,
прах твоих грёз
похоронен, смех заперт в бутылку для
образцов, запёкшаяся кровь на твоей
маленькой картинке, охотник вздыхает,
рысь прижимается к темноте,
палочки пастернака сжимают бутылку,
старушки присылают тебе открытки из
Иллинойса,
в то время как муха кружит по комнате
а комната кружится вокруг мухи.
телефонные сообщения от упорных:
прежние воспоминания разрушены у тебя в мозгах
с высунутыми языками;
акула-молот одетая как
монашка;
2 000 лет как паук сосёт кровь у
перепончатого насекомого;
изнасилованная безголовая лошадь
История;
улыбка бабушки;
Стойкий Синдром Безумия
как духовное занятие;
кобылы едят овёс а овёс ест меня
в то время как блохи бьют в бубен;
самоубийство как последняя серенада
прОклятому Времени;
безногий дух бросается в
стену словно бутылка уксуса;
трёхглазая кошка гуляет под
кошмарную мелодию;
жаренные свиньи плачущие в душе
собаки
идущей на север;
моя тётка выплёвывает скрепку своей
души в открытое окно на
Форд 1938-го едущий по бульвару
Колорадо;
Брамс разговаривает со мной когда я
ставлю 20 долларов на лошадь под
номером 6;
величавость косолапой утки
ищущей заблокированный выход;
аплодисменты перепуганных масс;
последняя перевёрнутая рваная карта в звенящей пустотой
комнате;
последняя синяя птица вылетающая из
горящей
комнаты смеха;
семечка абрикоса бросающая вызов
солнцу;
простыни шлюхи вздыбились словно флаг
политических
сороконожек;
ноль помноженный на ноль и ещё на ноль и ещё на ноль;
лицо в твоём зеркале это любовь утонувшая в
одиночестве;
поедание яблока это поедание самого себя
стоящего на углу;
говорящая скрепка;
лук что гораздо красивей
тебя;
Испания в твоей чашке кофе;
белая лошадь стоящая на
холме;
грёза засунутая в мусорное ведро и
и мусорное ведро
в тебе;
начало как и конец
одно и то же;
новые боги предполагали а
старые боги придумывали вновь;
голос человеческого существа это самый
уродливый инструмент;
кружащийся сокол и кружащийся
гриф и девчонки танцующие с
абсолютно пустыми глазами;
повсюду деревья и саженцы
и цветы наблюдают за нами
в то время как их печаль
высоко возвышается в могущественной ночи;
они плачут и плачут
и
плачут;
лошадь бежит последней в
снегом покрытые горы
в то время как Ли Бо улыбается
а обозлённые люди
рвут свои бумажные билетики
и винят во всём лошадь
и обвиняют жизнь
и винят виноватых
в то время как горы рыдают
и падает крест
и солнце встаёт;
большая белая акула принюхивается
к тёмно-фиолетовому морю
в то время как мышь
в одиночестве
смотрит своими глазёнками на
весь этот
ужас;
мы горим раздельно и
вместе
в декабре нашей
погибели;
ходячая кровь наших криков
не зафиксирована
где-либо
кроме как исключительно в наших
собственных преисподних;
когда мы можем то мы танцуем
мы откапываем червей и
гробы
мы плаваем
мы гуляем
мы разговариваем
мы совокупляемся
мы затыкаемся
мы полоскаем рот
мы ловим рыбу и
подцепив её
на крючок
достаём
почистив
запекаем
пожарив
сварив
поедаем
переварив
исторгаем;
это длинный прибой
вход на берег и выход с него
сквозь крохотные огоньки и долгую тьму;
синяя птица
синяя птица
синяя птица
кресло по центру комнаты и
никого в нём
нет;
все ждут серебряного меча;
одна махонькая заметка за один приём
синяя птица в каждой клавише;
6 моих кошек спят в другой комнате
ожидая меня;
смерть означает всего лишь
чью-нибудь смерть;
теперь уже поздно
когда стены целуют и обнимают меня
и тебя
и тебя
и тебя
эта жуткая слава
в то время как охотник почти что устал от
охоты
но не
совсем
не совсем
нет
не
совсем.
from "Betting on the Muse"
15.10.20
last call
this is it, sucker, the dead nightingale
in your lap, the final circle around
the mirage, the bones of your dreams
buried, laughter caught in the specimen
bottle, the caked blood of your
little paintings, the Hunter sighs,
the lynx huddles in the dark,
parsnip fingers grip the bottle,
old ladies mail you postcards from
Illinois,
as one fly circles the room and one room
circles the fly.
phone messages from the persistent:
old memories crushed in your brain
with hanging tongues;
the hammerhead shark dressed as a
nun;
2,000 years like a spider sucking at a
webbed insect;
the sodomized headless horse of
History;
the grandmother’s smile;
Persistent Madness Syndrome
as a spiritual occupation;
mares eating oats and oats eating me
as the fleas play tambourines;
suicide as the last serenade to the
curse of Time;
the legless spirit flung against the
wall like
a bottle of vinegar;
the cat with 3 eyes walking through
the nightmare melody;
roasted pigs that cry in the heart
of a dog
walking north;
my aunt spitting out her paperclip
soul through the open window of
a 1938 Ford driving along Colorado
Boulevard;
Brahms talking to me as I lay a
20 dollar bet on the
6 horse;
the majesty of the club-footed duck
looking for the blocked
exit;
the applause of the terrified masses;
the last torn card upside down
in the ringing of an empty
room;
the last bluebird flying from the
burning
funhouse;
an apricot seed challenging the
sun;
the sheets of the whore raised
as a flag by political
centipedes;
zero times zero times zero
times zero;
the face in your mirror is love
drowned alone;
eating an apple is eating
yourself standing on a corner;
the paperclip speaking;
an onion more beautiful than
you;
Spain in your coffee cup;
the white horse standing on
the hill;
the dream stuffed in the
trash and the trash stuffed
in
you;
the beginning and the end
are the same;
the new gods imagined and the
old gods re-invented;
the human voice being the most
ugly instrument;
the falcon swirling and the vulture
swirling and the girls dancing with
eyes so blank;
everywhere the trees and plants
and flowers watching us
as their sadness towers tall
in the mighty night;
they weep and they weep
and they
weep;
the horse running last into
snow-covered mountains
as Li Po smiles
and bitter people
tear up their paper tickets
and blame the horse
and blame the life
and blame the blame
as the mountains weep
and the cross comes down
and lifts the sun;
the great white shark sniffing
the dark purple sea
as the mouse
alone
stares through its eyes at
all the
terror;
we burn separately and
together
in the December of our
undoing;
the walking blood of our
screams unrecorded
anywhere
but in our singular
private hells;
we dance when we can
we dig for worms and
coffins
we swim
we walk
we talk
we fornicate,
we gag
we gargle
we fish and
are
fished
hooked
caught
cleaned
fried
baked
broiled
simmered
eaten
digested
expelled;
it’s a long wash
in and out of shore
through small lights and long darkness;
the bluebird
the bluebird
the bluebird
the chair in the center of the room with
nobody in
it;
everything waiting for the silver sword;
a piano playing somewhere
one small note at a time
a bluebird on each key;
my 6 cats asleep in the other room
waiting for me;
death only means something to
death;
it’s late now
as the walls kiss me and hold me
and you
and you
and you
this terrible glory
as the Hunter himself almost wearies of
the hunt
but not
quite
not quite
not
not
quite.
Свидетельство о публикации №120101503002
За гранью событий остаются те, кто последний звонок слышат, и те, кто его помнят.
смерть означает всего лишь
чью-нибудь смерть
Очень точное резюме. Мы не можем смерть свою осознать, вернее не успеваем, поэтому становимся смертями тех, кого успели осознать по жизни умершими...какой-то жуткий карнавал мироздания, где у тебя даже смерть отобрали...
Спасибо, Юрий, Вы проделали сложную работу...Даже идти след в след за такими мыслями бывает страшно, а что уж говорить о том, чтобы беречь их. Спасибо.
Единственное, что смутила в стилистике, это в нагнетании ощущения полета в бездну, где идет ступенчатый ряд глаголов,
мы плаваем
мы гуляем
мы разговариваем
мы совокупляемся
мы затыкаемся
мы полоскаем рот
мы ловим рыбу и
В грамматике "полоскаем", лучше все-таки традиционный вариант "полощем", хотя идея "настоящего продолженного" в Вашем варианте выглядит удачнее. ИМХО, не более...
Кшесинская Деметра 16.10.2020 08:27 Заявить о нарушении
Юрий Иванов 11 16.10.2020 10:11 Заявить о нарушении