Считают нормой
Я никогда не потакал народу,
Когда, вчерашних идолов кляня,
На новых он выдумывает моду.
Я варварство сегодняшнего дня
Не воспою временщику в угоду.
Мне хочется увидеть поскорей
Свободный мир - без черни и царей.
Байрон ДОН ЖУАН Песнь 9 xxv.
Программа фюрера перед войной,
Известная теперь, под шифром Т4,
Дебилов имбесилов, волна за волной,
На тот свет уносила в дойче мире.
Но так случилось, главный имбесил,
Волною вознесён на гребень власти,
И то что он, за семь лет натворил —
Мир окунуло в океан НЕСЧАСТЬЯ!
В бойне, затеянной им, мировой,
Погиб каждый 9-й из арийской расы,
А вот у нас, был ход истории иной —
Потери в 5 раз больше, теперь ясно:
Программа истребления людей,
Даже и шифра никакого не имела,
Но по размаху Т4, мелочь рядом с ней,
И не дебилов она, - цвет народа съела!
Пленум Политбюро ЦК ВКП(б)
Решенье разослал, летом 37 года,
И по решению тому, ускорил КГБ,
Темп истребления советского народа!
Фактически, ЭТО БЫЛА ВОЙНА,
Рябого упыря с чуждым ему народом,
В 29-том году, началась она,
7 миллионов уморил, — ГОЛОДОМ!
В течение ж, трёх довоенных лет,
В день убивал полторы тыщи в среднем,
А за колючку, - тем и счёта нет,
Замедлив темп в военном лихолетье.
Тогда, в борьбе с коричневой чумой,
Опять же, лучшие сыны народа пали,
Победу оплатили страшною ценой,
Но трусы, имбесилы и дебилы уцелели.
Кого корчевал фюрер среди немцев,
(Конечно, это грубая была работа)
У нас они, - среди переселенцев,
В тылах тихонько отсиделись где-то.
Их отпрыски фурсо-историками стали,
Толпой, на дзен, с хвалами кобы валят,
Какой был гениальный людоед товарищ Сталин,
Доказывают нам, и бюсты ему ставят.
Не потому ли ныне путины и лукашенки,
Двадцатилетьями цепляются за власть?
Косарь так поработал, что потомки,
СЧИТАЮТ НОРМОЙ ту напасть.
Но тот, кто с пеною у рта твердит,
Что Сталин был великий гений,
Перед Судьёю Высшим ведь зассыт:
"Ты - скажет - адвокат был его тени,
Место твоё с ним, в огненной Гиене!"
Читайте книгу ПИР БЕССМЕРТНЫХ,
Её, писал нам, свидетель сталинского мракобесья,
Дмитрий Быстролётов:
— Однако в Минске это был уже не тот Борис, которого вы
когда-то встречали в Берлине, и даже не тот, у которого
частенько сидели в кабинете на Лубянке.
Я вспомнил высокого, стройного, молодого, вернее, очень
моложавого мужчину, любимца женщин, всегда веселого,
энергичного, большого умницу, ловкого руководителя в
хитросплетениях своих и чужих шпионских комбинаций. Борис
заражал всех своей жизнерадостностью, товарищеской простотой,
неизменным желанием помочь в беде.
— В Минске это был сущий дьявол, вырвавшийся из преисподней,
— вяло бормотал Алексей Алексеевич, никуда не глядя, — он сразу
поседел, ссутулился, высох. У меня дядя умер от рака печени,
так вот тогда Берман так же ежедневно менялся к худшему, как
раковый больной. Но у дяди болезнь была незаразной, а здесь же
чахнул и таял на глазах сам Борис и при этом распространял
вокруг себя смерть. Он сам был раковой опухолью на теле
Белоруссии… Дмитрий Александрович!
— А?
— Слушайте: Борис расстрелял в Минске за неполный год работы
больше восьмидесяти тысяч человек. Слышите?
— Слышу.
— Он убил всех лучших коммунистов республики. Обезглавил
советский аппарат. Истребил цвет национальной белорусской
интеллигенции. Тщательно выискивал, находил, выдергивал и
уничтожал всех мало-мальски выделявшихся умом или преданностью
людей из трудового народа — стахановцев на заводах,
председателей в колхозах, лучших бригадиров, писателей, ученых,
художников. Воспитанные партией национальные кадры советских
работников. Восемьдесят тысяч невинных жертв… Гора залитых
кровью трупов до небес...
____________________________________
Чем смешнее были истории, тем страшнее!
А о настоящих контриках и говорить нечего:
скучное повторение моего собственного опыта
в тысячах вариантов, один нелепее другого:
если в городе был мост через реку, то всех
арестованных мучили, чтобы вызвать признание
намерения взорвать его. Мост остался целехонек
и стоит на месте, как стоял, а сотни преданных
делу работников навсегда оторваны от
строительства страны и бессмысленно загублены
вместе с семьями. Если в городе на заводе
случился пожар, то все арестованные люди,
не имеющие никакого отношения к пожару, да
и к заводу, — врачи, педагоги, торговцы, —
«признавались», что они — участники заговора,
что они — поджигатели. Били их раздельно,
но в этапе многие земляки-однодельцы
встретились и теперь лежали в бараке гнездами.
От двери до окна отвечали: «Мы за мост», от
окна до угла: «Мы за пожар» и так далее.
Под открытым небом табором расположились
крикливые цыгане, а большой живописной группой,
в желтых кожаных кофтах, — изящные маленькие
эвенки, плохо понимающие по-русски, совершенно
беспомощные, растерянные и подавленные. Я смог
только выяснить, — большинство даже не поняло,
что находится в заключении, и считало себя
переселенцами.
Но кому это нужно? В каких целях? Кто организатор?
Вернее, — кто главный зачинщик? Робеспьер
уничтожал аристократов — это был классовый
террор. Гитлер уничтожает коммунистов и евреев —
это политический и расовый террор. В советской
стране уничтожаются советские люди. Как это понять?
15 октября 2020 г.
Свидетельство о публикации №120101501591