О том же самом

Я говорил будто с Богом,
Я рассказал было много,
И мне не то чтобы плохо,
Подумал Я ненароком,

Но сколько Я в небеса,
Смотрел, а сколько сказал,
Сейчас подняты глаза,
Но слушаю себя - сам.

Сквозь холод нет ощущения,
Божественного прощения,
А слёзы капают под ноги,
Не наступить утешению.

Я об одном лишь просил,
Чтобы хватило мне сил,
Перебороть всё то в себе,
От чего себе же невыносим.

Боролся с мыслью о гневе,
Я стал по правде сильнее,
Но злость сама вместе с нею,
Выросла, а с ней и сомненья.

В себе не смог разобраться,
А сколько можно кусаться,
Проще в удавке остаться,
Или остаться без пальцев,

Отрезать их, и не писать,
Оставить попытки сказать,
Отрезать и просто выбросить,
И все, а не два или пять,

Русская воля, депрессия,
Задал бы вопрос, вообще есть ли Я.
И как Я долго практикую,
Желание пустить в себя пулю.

Импульсивность и удача,
Две подруги вы мои,
Только вы вдвоём, на страже,
Настроений злых моих.

Я мог торопясь подохнуть,
Мог и нож принять в живот,
Мог забитым глазом хлопать,
Наблюдая небосвод,

Мог спокойно задохнуться,
Петли слабые, удача,
Что мне делать дальше, сдуться?
Я не жил тогда иначе.

И сейчас Я повторяю,
Осень пятая уже,
Жду Я сново значит мая,
В мае лучше будет-же.

Не смотря на тяжесть мысли,
Я не кисну и не висну,
Тяжесть тянет меня вниз,
Сам себе твержу - держись.

Я дождусь, не то что ты,
Снова плечи распрямятся,
Я хочу всё так же вольно,
По закату удаляться.