Времена века

Понять непросто одним умом,
как жили люди в 37-м,
где на помине ночном легки
шныряли чёрные воронки,
и бил по нервам дверной звонок,
досрочным снегом крестя висок,
и отовсюду щемилась тьма -
Лубянка, Бутово, Колыма -
и таял в сердце последний свет,
и всё казалось, надежды нет:
всё было колом и колтуном
в том жутком, подлом 37-м.

Но можно волю в кулак собрать
и эту жесть наяву познать,
назад на восемь десятков лет
махнуть, до Минска купив билет -
туда, где всё и доныне так:
ночной звонок, воронок, ГУЛАГ,
и лютых пыток резва юла,
и белых ниток полны дела,
и тьме гнетущей верны вожди,
и доли лучшей при них не жди,
и глушат люди тоску вином:
«Так жили только в 37-м…»

Но весть уже и благая есть -
не безгранична вся эта жесть:
пускай не сразу, не по прямой,
но завершился 37-й,
и расступился помалу мрак,
и обвалился с углов ГУЛАГ,
а там накрылся и сам совок -
пробьёт и нашей мороке срок,
и тьмы гнетущей простынет след.
Поймёт ли кто-то, спустя сто лет,
как явь зияла нам страшным сном
в 20-м - словно в 37-м?