Я сижу в дряхлом кресле..

Я сижу в дряхлом кресле на ветхом хрущёвском балконе.
(Моё тело решило отдаться на милость гниющих пружин),
Пресный вальс вновь ползёт по семейной разбитой иконе:
В патефоне сквозь плесень глухая пластинка бежит.

На журнальном столе - в сотый раз перечитанный том Голсуорси,
(Что-то есть в моей жизни от доли несчастной упрямицы-Флёр),
Рядом с ним, как всегда, появился стакан (может, морса?),
Где приют себе глупенький овод нечаянно как-то нашёл.

Горизонт надкусил персик солнца, потерянный между холмами,
Проглотив невзначай его огненным залпом спустя полчаса.
Заметался, как сыч, серый дым за кривыми домами...
Я сижу и смотрю на наш двор (он так ждёт чудеса!)...

Клумбы грустно топорщатся сквозь  мишуру сбитых листьев,
Вдалеке слышен свист опоздавших к семи грузовых поездов.
Всё свернулось в клубок: и пространства, и прежние планы, и  числа -
Потерялось среди листопадов больших и пустых городов...

...Эта нежность тепла за окном - гимн прозрачности смерти...
Где не будет надежды, любви, ожиданий и марева грёз.
Но, возможно, среди райских кущ, как в  мирской круговерти,
Кто-то снова коснётся  моих  растрепавшихся русых  волос...

... Ночь изящным движением прячет в дырявый мешок всё на свете...
(Через час всё сметёт, как  жестокая, злая слепая волна)
И смеётся несдержанной сладкой улыбкой, как резвые дети,
Отчего ей смешно так, не знает она и сама.

И тогда вдоль дороги, где нет фонарей полстолетья,
Побегут пятна света от тающих  в вечности  матовых звёзд,
Отлетевших когда-то, как искры, от пламени  веры в бессмертье,
Той иллюзии счастья, что Бог незаметно навеки унёс.