Старый дом, покосились ворота...

Старый дом,покосились ворота,
Месит дождь за околицей грязь.
И в кабак мне уже не охото,
На рубаху хочу себе бязь.

   Я смотрю на березу печально,
   На поникшие ветки ее.
   А когда-то на женщин отчаянно,
   Я смотрел с них снимая белье.

Жизнь катилась моя колесницей,
Я не сдерживал рьяных коней.
Поощряя своею десницей,
Гнал вперед я своих лошадей.

   Жизнь деревни теперь не щадила,
   Не жалела она городА.
   И деревня безбожно запила,
   Пил и город теперь допьяна.

И смотря на околицу с болью,
На поля с пожелтевшей травой.
Уж не тянет душою к застолью.
Я седою трясу головой.

   Взгляд мой чаще ложиться на церковь,
   Я при звоне поспешно крещусь.
   И какою мне мерить жизнь меркой?
   Я вопросом теперь задаюсь.

Мне деревня теперь уже ближе,
Шум давно,надоел городской.
Да конечно,я не был в Париже.
Не тонул в массе ихней,людской.

   К Богу тянется сердце с душою,
   Чаще клонится взгляд к образам.
   Видно мне захотелось покою.
   Обращаю свой взор к небесам.

То не старость,я знаю приходит.
Осознание жизни своей.
И ответ где-то около бродит.
Словно пОтом стекая с ветвей.

   Открывает границы к природе,
   Душу делая чище мою.
   Нет претензий теперь уж к погоде.
   Просто жизнь свою я люблю.

Как давно не играла гармошка.
На вечерней зарнице не пел.
Заводной дед,соседский,Тимошка.
Деревенский народ чтоб,балдел.

   Нет деревни той старой и доброй,
   Погубили ее на корню.
   Городской жизни нет бесподобной.
   И обычаи спадают к нулю.

И давно покосились калитки,
Молодежь подалАсь в города.
Но мерещится все же кибитки.
Что цыган в даль везут в никуда.

                Бязь — хлопчатобумажная плотная ткань полотняного
                переплетения.
                Десница — правая рука.