Этой осенью...

Этой осенью он вдруг понял, что не знает о чём написать.
В дымно сером тумане рутины растворяются птицы-мысли.
Он, бездумно, до рези в глазах, вглядывался в пустую тетрадь
И пытался плести кружево грёз , тщетно пытаясь дойти до смысла.

В это время осень шепталась за беспокойным янтарным окном.
Пела тихие песни багряным уставшим от летнего зноя листьям.
Приходила в лунные ночи чарующим и таким безмятежным сном.
Призывала убить рутину и в бархате ночи безлунной раствориться.

Он метался в плену серых, неизменно – горячечных, тусклых дней.
Рассыпая души непокорной искристые дивно звучащие самоцветы.
Но однажды он, вдруг словно очнулся когда взглядом встретился с ней.
Той, что рядом всегда  была, охраняя их, в сердце впуская лето.

Та, что в тихие ночи делилась своим безграничным уютным  теплом.
Нежным голосом прогоняла тоску надеждой разгоняла свинцовые тучи.
Искрой пламенной, от которой становилось в самые тёмные ночи светло
Вдохновляла на подвиг, даруя нежной любви свой посыл могучий!

Он смотрел в её небесно-стальные, исполненные мудрой опекой глаза
И в душе его танцевала её улыбка огненной осенней, алой, яркой зарницей!
И перо заплясало, пытаясь бумаге о любви бескрайней к Ней рассказать!
Вдохновение  вернулось от взгляда любимого, встрепенулось, запело  воскресшей  птицей!

И внимая прикосновениям солнечным ласковых , словно шёлковых, любимых рук,
Слушая голос дивный и растворяясь в огненно-осеннем гордо звучащем переборе.
Он разбил свой рутинный, давно опостылевший, молью побитый круг
И ушёл танцевать с той, в чьих глазах плещется северное суровое море!

Осень терпкой прохладой рябины и клёны рубином до срока сожгла.
Жемчугами росы  расписала уснувшие в тихой истоме зелёные травы.
Он держал её за руку, и в небо дорога до края вселенной к ногам их  легла
И они уходили в осенних пурпурных  лучах, с ярко-алой счастливой оправой!