Мысли вслух 883

Можно коснуться также архетипической сути символа орла. Это традиционный символ
высокой воли неба и царской власти, древний символ Зевса и других глав языческих
пантеонов. Архетип Юпитера, которому соответствует этот символ, олицетворяет
достоинство и справедливость, а в обществе — социальные институты и нерушимость
прошлых традиций. Но хорош ли этот символ для обозначения экономических и
политических преобразований в нашей стране? Нет: по своей психологической сути
орёл может символизировать высоту мировоззрения, но он — противник нововведений,
он страж законов прежнего мира, когтями и небесными молниями карающий
нарушителей статуса кво, и сегодня на гербе России он ярко показывает лишь её
судоржную хватку за прошлое и неготовность к новому пути.
Таким образом оказывается, что в символе культуры слиты две смысловые
компоненты. Вечная, универсальная — напрямую связана с формой и её
глубинно-психологическим, астрологическим, архетипическим смыслом. А временная,
раскрывающая некоторые грани значения символа в исторической обстановке,
допускает искажения универсального смысла — однако, обычно ненадолго. Рождённая
временем идея всё же не может обходиться без присущей себе формы и нуждается в
адекватном эмоциональном подкреплении. Так, при идеологическом изображении
Ленина происходил отход от реального образа: избиралась наиболее динамичная
позиция — в профиль, пальто нараспашку, доминировал красный фон и т.д.— что
должно было подчеркнуть марсианский архетип вождя, устремляющего за собой. (В
жизни для Ленина, как Тельца, такой имидж оказался бы дискомфортен.)
В любом символе мы всегда можем вычленить ту формообразующую компоненту образа,
то эмоциональное ощущение от него, которое выводит нас к истинному смыслу.
Например, Майкл Джексон (Дева) становится символом эпохи потому, что в его
фигуре подчеркивается гибкость, совмещение крайностей, хорошо отражающее
переходность настоящего момента, когда общемировая история завершает прежний
период и входит в трансформационную стадию.
 
Долговременный символ культуры отходит от конкретного земного образа,
абстрагируясь от поверхностных чувственных впечатлений, что даёт возможность
выявить более объёмный психологический смысл. При этом эмоциональная основа
символа не исчезает, но только ждёт своего часа, чтобы воздействовать на
подсознание человека. Это относится не только к универсально-эстетическим
символам (таким, как крест, звезда или птица), но также и к самому абстрактному
символу — слову.
Язык возник из непосредственного звукового отражения реальности: чтобы понять,
что это так, достаточно просмотреть корни общего для большинства языков Земли
ностратического праязыка. Или прислушаться к тому, как говорят дети: когда малыш
расстроен, он опускает губы и произносит грустный звук "м", из которого само
собой рождается "мама!". Когда рад, он непроизвольно произносит позитивное "да!"
или весёлое "ja!". И даже при нынешнем отходе от эмоциональной природы слов,
язык ведёт постоянную чувственную корректировку, стараясь избавляться от слов,
где смысл не соответствует звучанию. Формальной характеристике слова,
непосредственно влияющей на психику — его звучанию — уделяет большое внимание
религия, используя её в повторах заклинаний или мантр.
 
Культурный символизм основан на том же принципе аналогий, на котором испокон
веков основывались магия и оккультизм. Символика традиционно получала
распространение в оккультных областях знания, так как помогала связать духовные
процессы с конкретной жизненной реальностью. Так, человек стремился вызвать
определённые явления через их символическое изображение — и напротив, если он в
своей духовной практике (ритуалах, медитации и просто в жизни) встречал
определённые символы, они были показателем того, что он находится в нужной сфере
психологической реальности. Таким образом, символ помогал ориентации человека в
сферах бессознательного или неосознанного. Поэтому интерес к культурной
символике, как и бессознательным аналогиям, возрастает в наше время,
обратившееся к изучению подсознания.
Если раньше точкой отсчета размышлений человека о самом себе был его разум, то в
этом веке стало очевидно, что логики недостаточно, чтобы проникнуть в смысл
человеческого бытия или даже просто описать его. Причинно-следственные связи
мышления на более глубоком уровне подменяет принцип аналогий. И при этом
оказывается, что аналогии настолько жёстко детерминированы нашей психикой, что
истолкование психологической реальности (то, на что человек обращает внимание,
ситуативно выделяет — что приобретает для него особый смысл и становится его
личным символом) позволяет дать совершенно однозначную картину его жизни и
стремлений.
Это представляет непосредственный интерес для психологов, и современная
психология часто основывается на том, что может дать для понимания души человека
его отношение к предметам внешнего мира. Например, известный
цветопсихологический тест Люшера позволяет на основе предпочтения человеком
цветов описать его психологическое состояние. Но за психологическим настроем,
как и за цветом, стоит некий смысл, который выходит за рамки чисто
психологической проблематики к архетипам, проникающим в суть реальности,— отчего
такое направление, как психоанализ, относят к философским школам.
Школа психоанализа предполагала, что символическое значение имеет сон и пыталась
дешифровать эти символы. На Западе это направление получило широкое развитие, и
существуют словари символов, где наряду с древними встречаются совершенно
современные образы (например, велосипед)[3]. Психологическое значение предмета
при этом выводится из его свойств, но трактуется оно уже в духовном смысле (так,
велосипед как индивидуальное транспортное средство обозначает личный путь, а
необходимость сохранить равновесие при движении намекает на развитие внутренней
гармонии). На примере такого словаря мы видим, что в понятие символа включается
уже вся жизненная сфера человека. Если раньше символическими мыслились некоторые
определённые явления (например, религиозные чудеса), то теперь человек наделяет
особым эмоциональным смыслом любой предмет реальности. Если вам приснился
велосипед, вы можете истолковать сон в соответствии с этим словарём как свое
неустойчивое духовное движение.
Мир не наделён каким-то скрытым смыслом, отличным от него самого. Но для
человека жизнь не менее символична, чем сон, и объективно психологическая
интерпретация её явлений, развивая наблюдательность, позволяет более сознательно
относится как к своей душе, так и к жизненному процессу в целом. Правда, это
происходит лишь тогда, когда мы знаем истинную психологическую аналогию символа.
Тогда значение, приписываемое внешнему явлению, не уводит нас от реальности, а
приближает к ней.