Маяковский добивается женщин 25

                Н а д п и с ь   н а   Н е б е 
          
             
     Постепенно всё успокоилось в Маяковском, и мысли его  потекли спокойно и плавно.
     – Ты считаешь себя поэтом революции, – размышлял он по дороге. –   А веришь ли ты в нее сам?.. Думали: вот революция всем принесет счастье. Работай только! Твори! выдумывай! пробуй! А что оказалось? Где оно, это счастье? У меня, по крайней мере, его нет. Сколько сволочи ходит рядом со мной и вокруг! А я? Сколько чепухи написал! Если застрелюсь, кто обо мне вспомнит? А если вспомнят, то скажут: «Этот агитатор оказался малодушным человеком» А может быть, стих мой  прорвется к ним через головы правительств и явиться живым свидетелем того, что происходит сейчас?
     Он проходит место, где Вероника Полонская* прождала его целый час.
     – Вот тут я должен был встретиться с Норой в первый раз. Как быстро все изменилось. Сначала она бегала за мной. Сейчас – я за ней. Скачки. И неизвестно чем кончатся эти скачки. А ну-ка, где  эти плево;чки-Звездочки, по которым узнают будущее?
      Маяковский задирает голову к Небу. Оно затянуто тучами.
       – Ничего из-за туч не видно. Хотя вон в ту черную дыру в тучах я вижу Звезду. Моргает. Вылупила свои небесные глазки и моргает. Будто хочет сказать мне что-то и не может… Кого-то мне  напоминает эта Звезда. Но вот кого? не могу понять... Ну, что ты вылупилась, дуреха? Мне твоей азбуки Морзе все равно не понять.
      Он опускает взгляд.
      – Безнадежное это дело гадать по Звездам. Пусть этим занимается Пастернак.** Ему они нравятся в Небе. А мне – в   мартеновских печах! А в Небе сиять – какой от них прок… Земного счастья хочу. Жить как все. Воспитывать детей. А не получается… Ну, не получается – и все! Такая, понимаешь, непёрка, – жалуется он сам себе и уже собирается уходить, но напоследок бросает на Небо взгляд, и к своему удивлению видит: тучи вдруг расступились и проясненное Небо открылось перед ним с бесчисленными своими Звездами.
     – Ветер разогнал тучи, – подумалось ему. – Так бывает. На Земле тишь да гладь, а вверху…
     Замерла папироса в его зубах, и невольно залюбовался он красотой звездного Неба.               
      – Ишь, как рассиялись Звездочки! Нет, это не плево;чки... это золотые монеты. Это звездная дань Неба, которой обложило Его Ночь.
     Маяковский стал всматриваться. Прямо над ним  различает он едва заметную составленную из Звезд фразу: «14 апреля 1930 года».
     – Сегодня как раз 14 апреля 1930 года… Что за чушь. – Маяковский усиленно зажевал папиросу, перебрасывая ее с одной стороны рта в другую. – Померещилось... Вот сейчас посмотрю снова – и там ничего не будет.
     Смотрит и видит – фраза не только не исчезла, но стала во много раз ярче. А сами Звезды, ее составляющие, разрастаясь, приобретая очертания человеческих лиц. И чем больше он всматривался в них, тем отчетливее ему виделись взволнованные, раскрасневшиеся лица любимых им женщин, которые улыбались ему и взглядами приглашали к себе.
     – Так вот что значат эти Звезды. Теперь я понимаю, что они  говорят мне. (Обращается к Звездам.) Пора, думаете?..
     Рука его потянулась к карману пиджака, где у него лежал пистолет, но потом остановилась.
     – А как же Нора? – подумал он.
     В отчаянии он стискивает голову большими ладонями.
    Потом оглянулся по сторонам, не видел ли его кто в таком положении? На холодной, слабоосвещенной улице никого не было.
     Немного успокоившись, произносит тихо:
     – Нет, сегодня же иду к врачу. Надо что-то делать. Нора права.
     Неожиданная трель свистка заставляет его вздрогнуть. Стоявший в укрытии милиционер выходит к нему.
      – Гражданин! Я уже несколько минут наблюдаю за вами. Стоите, понимаете, на проезжей части. Разговариваете сам с собой... Что вы там хоть увидели в Небе?
      – Помогите разобраться, товарищ! Что это? – говорит   Маяковский, указывая место, где видел надпись.
      – Где? Давайте посмотрим!
     Оба уставились в Небо. В том месте, где была надпись, Звезды исчезли, и осталась лишь черная дыра.       
     Долго они еще так стояли, задрав головы. Первый не выдержал милиционер.
     – А что там хоть было? – спрашивает он, поворачивая голову к Маяковскому.
     – Так, ничего, – говорит потрясенный Маяковский и поспешно отходит прочь.
     Пока милиционер собирался ему  что-то сказать, Маяковский уже быстро печатал озабоченные шаги метров в двадцати от него.
     В этот момент в тишине раздается треск рухнувшего стекла витрины какого-то магазина, и милиционер, правой рукой придерживая кобуру, а левой  держа во рту покрывающий трелью пустынную улицу свисток, устремляется вниз по Тверской.
     Идя домой, Маяковский дал себе зарок больше не смотреть на Небо. Но не выдержал. Что-то, что было сильней его, заставило его  посмотреть вверх. Он поднял глаза к Небу. Дата его конца  горела на прежнем месте…
    
     *Последняя любовь Маяковского.
     **Выдающийся советский поэт, соратник Маяковского, с которым у него было много разногласий. После смерти Сталина встал в оппозицию к власти. Написал антисоветский роман «Доктор Живаго», принесший ему Нобелевскую премию. 


        П р о д о л ж е н и е  з а в т р а