Макс либерман

Макс Либерман  художник без прикрас.
Имел немецкое происхождение.
Он жил в Париже, Нидерландах жил.
Происходил из семьи
Состоятельного промышленника без сомнения.

Родители ко всем выходкам его,
Да, очень сдержанно, пожалуй, относились.
От них он тайно рисовал,
Наброски делать приходилось.

Его отец Луис портрет жены,
Он заказал Антони Фоллькмар,
А Макс был очень изумлен трудом художницы, да очень.

И вот с тех самых он и пор
Живописью заниматься начал.
Учеба химии была прикрытием его занятий.

Тут франко-прусская война,
Невылеченный перелом и служба санитаром,
Для воображения его совсем уж не пропали даром.

С тех самых пор войну он не любил,
Но сам изображал уродства,
И сцены разные труда
Реалистично и подробно.

И школы разные на него,
Конечно, сильно повлияли.
Дом престарелых изобразил,
Изобразил он в Амстердаме.

Макс немцем был в душе вполне.
И Мюнхенские традиции нравились ему очень.
В союз берлинских художников был принят он,
И развивался очень-очень.

Потом вошел в Берлинский сецессион,
Ставший оппозицией академической живописи.
Он стал размашисто писать,
И удлинять мазки отточий.

Картина «Женщина с козой»
Вдруг поощрение получила.
Золотую медаль он получил.
И все почетно очень было.

Затем к портрету он пришел.
Хорошо передавал он освещение.
Удачно он его ловил
В  интерьере без сомнения.

Затем находит он свой стиль,
Находит стиль в импрессионизме.
Мастерски пейзажи пишет он.
Они сравнимы с дыханием жизни.

В свои 50  он стал профессором Берлинской Академии.
Большая для него была честь,
Большая честь, да, без сомнения.

Затем сбегает сразу в Рим,
От кризиса сецессиона.
На берегу озера Ванзе
Построил загородный дом огромный.

Свою он виллу так любил.
Ее он холил и лелеял.
В своих картинах отобразил,
Отобразил ее затею.

Во время Первой мировой,
В частную жизнь ушел он очень.
Лишь портреты военных рисовал.
Затем Берлин, Висбаден, Ванзей.

В 1917 году Национальная галерея целый зал ему определила.
Был избран президентом он Академии художеств.
Старался объединить под одной крышей он все стили.
И экспрессионизм пытался тоже.

В свои 80 лет он стал почетным жителем Берлина.
Его наградили орлом,
И почитали его имя.

Но не стал он рисковать ради защиты вновь культуры.
С себя полномочия сложил.
Чиста была его натура.

И академия, вдруг став инстументом нацистов,
Забыла сразу про него,
Для всех он сразу стал никем.
Лишь почитаем в кругу близких.

Ушел так незаметно он,
Новатор нового нам стиля.
В историю теперь вошел.
И стал он почитаться миром.