В ней были тайна и надрыв...

В ней были тайна и надрыв,
и красота с игрой блаженной,
но в боли злой императив
способен ссорить со вселенной.

Она могла лжецов прощать
и с наглых списывала дерзость,
но не могла того понять,
кто в бедах дней являл ей верность.

Была в спокойствии она
как тихий ангел поднебесный.
Когда была омрачена,
являлся в душу бес из бездны.

Была готова обвинять
всех, кто попал тогда под руку,
и бранным словом подкреплять
те речи, уж совсем без слуху.

Была мила и хороша
она в общении свободном,
пока не видела душа
обид в настрое непогодном.

В пространстве явленных причин
она легко негодовала
на власти, женщин и мужчин,
которых в этот час встречала.

Легко был ближний осуждён,
обруган ей и оклеветан,
хоть непричастен там был он,
здесь - занесён нежданным ветром.

Страдала, маялась она,
не тех не там не с тем встречая,
всю фальшь прощая им сполна
и мир иной не замечая.

Порою вырвавшись на миг
из обольщения и смуты,
искала снова встреч иных,
что не ввергали в ложь и путы.

Но недоверие жило
в ней глубоко и своенравно -
и вновь добро в отвалы шло
и мерзость скалилась исправно.

Тонули в нервах чувства те,
что, оживляя, не стесняли.
Терялись в будней суете
те встречи, что не обедняли.