Жертва

Одну историю я повествую вам,
Пишу её в предсмертные часы.
Представьте на мгновенье божий храм –
Храм смерти, но неведомой красы́.
Язы́чный храм! Взметнулся вверх клинок…
Должна под ним пасть жертвой я для бога,
Должна погибнуть в цве́те, как цветок…
А для чего? Помедлите немного!
Последний раз всех взглядом обвожу,
Мои глаза не ждут уже пощады, –
Теперь я знаю точно, что убьют…
В их жизни нет прелестнее отрады!

Смотрю, как солнце бле́щет на ноже,
На ле́звие играет луч заката…
Но вот молитву шепчет жрец уже,
И слышен гром фанфарного раската.
Блеснул последний луч. Зажгли костры.
И факела́ повсюду замелькали.
"О Боже! Боже! Что творите вы?" –
Беззвучно мои губы прошептали.
Скатилась струйка кро́ви по ножу,
Закапала на дно свяще́нной чаши…
Я понимаю – я уж не живу,
Мне смерть рукой приветливою машет!

Я вся в крови́, и жрец уж в кро́ви тоже.
Толпа ликует – жертвы больше нет!
Я чуть жива, лежу на смертном ложе,
Но не увижу я злато́й рассвет.
Лицо моё бледно́, как полотно,
Но бледностью не страха, а обиды…
Смотрю вокруг, и мне уж всё равно,
Кто и кого во мне сейчас уви́дел.
Не боль от раны сердце мне сжигает,
А боль обиды – боль души́ моей…
Зачем? За что? Пусть скажет тот, кто знает!
И почему же я средь множества людей?

Они молчат, кривя лицо в улыбке,
С отрадой наблюдают смерть мою;
И не поймут никак своей ошибки,
Что, умирая, их я не спасу!
Жрец прокричал, что так угодно богу,
Что эта жертва – обещанье благ,
Что до прощенья им совсем немного,
Что до величья только один шаг…
Он вырвал сердце из груди живое,
Безжалостно, как ястреб у лисы.
Оно, волнуясь, бьётся чаще вдвое
И хочет выпрыгнуть с трясущейся руки.

Но он сжимает… А оно трепещет…
Я чувствую, что нет его во мне!
В глазах жреца свире́по пламя бле́щет,
И я тону в его кровавой мгле.
В глазах темно́, сознанье погасает,
Но мысль чиста́, как горная река.
А струйка в чашу всё быстрей стекает…
И вот уж я, наверно, умерла.
Моя душа вздымается всё выше –
Она уж не доступна для жрецов.
Пусть в теле пульс моём совсем не слышен,
Зато душа свободна от оков.

Еретики! Язычники! Убийцы!
Для и́долов готовы убивать!
Всё ложь – эти свяще́нные страницы…
И демона на них стоит печать!
Моя душа уже не в этой власти,
Она сама себе принадлежит…
И я свободна! Ах! Какое счастье!
Пусть даже тело жертвою лежит.
Алтарь в крови́… В моей крови́ и нож…
И идол тоже кровью весь залитый…
Жрец проповедует отъявленную ложь…
Душа ж покинула уже свою обитель!

И я лечу́, смотря на них смиренно,
И наблюдаю ликованье их…
Что это было: час или мгновенье,
Когда меня убили за других?
Теперь не ва́жно – я уже мертва…
Преда́ли моё тело поруганью.
Но я свободна, и моя душа
Стремится прочь от криков и стенанья.
Я улетаю выше, выше, выше…
И ощущаю свет и чистоту,
И чувствую, как радостью всё дышит,
И всё быстрее к небу я лечу!

Никто уже не может помешать
Пути моёму к радостному раю.
Два раза невозможно убивать –
А я уже один раз умирала!
А духи и бесплотны, и нетле́нны,
Бессмертны и счастли́вы вне земли.
И не сравниться с ними людям бре́нным,
Что для забавы убивать смогли.
Им не понять души́ моей отраду,
Когда от храма прочь я унеслась;
А за страданья за свои в награду
Душа прощеньем ясным налилась.

Я получила жизнь свою обратно,
Я получила счастье и мечты…
Мой дух свобо́ден, к телу нет возврата,
Земля осталась где-то позади.
Бессмертен дух – бессмертен и без тела.
Спокойна я и мести не хочу.
Меня спасла языческая вера,
А их же обрекла́ она на тьму.
Ну, вот и всё! Сейчас разрушен храм!
Жрецов уж нет и жертвоприношенья.
В другое время – дань своим грехам
Возносят воздаянье искупленьем!        
3.04.2000