Пьянчуга

Безбожно корёжа себя алкоголем,
поёт, увлекается буйством, стучит
безножный Серёжа, почти уже голый,
блюёт и сморкается, немо кричит.

Как сущность животных, такой многомордый:
от волка до слизня, от пса до быка...
Наводит на скучность, и вовсе не гордый.
Пропил втихомолку всё до пятака.

Сума и поганство вокруг куролесят,
а очи сплелись в одурённый моток.
Цинга и нищанство который уж месяц.
Дни, ночи слились в охмелённый поток.

Он много забыл, или вытекло влагой.
Былой семьянин и трудяга, и друг.
Дурного попил... Спит теперь под бумагой.
Больной санньясин, бедолага средь мух.

Они лишь верны ему, хитрые твари,
грязи потакают и течам меж ног.
Следы изрыганий и плесени, гари.
Влас гидры свисают на плечи, как мох.

Не тронута только одна лишь икона.
Неробкий туман оцепляет и сны.
Не понята суть среди дна, сквозь икоту,
что лёгкий дурман окривляет до тьмы,

вино раздевает, кручинит и слабит,
и не воздаёт, увлекает с собой,
оно растлевает, не чинит, а грабит,
и всё раздаёт, утекая само...