Ростропович Мстислав Леопольдович

Торжественно и величаво
На фоне заурядных слов,
Звучит святое слово СЛАВА,
В котором доблесть и любовь.

В соединении с другими,
Здесь о геройстве речь идёт,
А если СЛАВА, - это ИМЯ,
То и ХВАЛА в нём, и ПОЧЁТ.

Он к нам явился, как с небес,
Святой, Великий Человек,
Создатель творческих чудес,
Волшебной музыки стратег.

Пришёл солидно и степенно,
В руке авоська, как ни странно,
В ней бандероль. Привет из Вены
От друга, Герберта фон КАРАЯНА.

Там был клавир «Летучей мыши»,
Рукою ШТРАУСА написан.

Он многих музыкантов поменял
На молодых учеников своих,
Божественно оркестр зазвучал,
Не зря являлся Богом он для них.

К столетию «Летучей мыши» скоро
Мы начали работу над проектом,
А я стал ассистентом режиссёра,
Актёром продолжая быть при этом.

Он начал уморительно работать,
Подтексты вокалистам разъяснять,
Как в женской бане мужика красоткам
От страсти трудно шайками гонять.

Театр наполнил свежим ветром,
Всем стало радостней дышать,
Мы, очарованные мэтром,
Стремились как и он, блистать-

Однажды в гости к нам  пришла,                                                
Дочь КАЛЬМАНА, отбросив все дела.
Ей СЛАВА предложил, целуя ручку, -
«Мы Вам сейчас сыггаем Увегтюгку».
                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                
Я помню, как оркестр вдруг заиграл,
Дочь Композитора зарделась от похвал,
То было восхитительным моментом,
Жаль, не было тогда аплодисментов.

А СЛАВА, властвуя над миром,
С учениками чай в буфете пил,
Авоську с авторским клавиром
На спинку стула прицепив.

За ним тянулись тучи сплетен,
Историй, слухов, небылиц,
Но путь его был чист и светел,
Он был Кумиром всех столиц.

Все Короли и Президенты
Считали для себя за честь,
И посещать его концерты,
И на приёме рядом сесть.

Выпил в Лондоне однажды
Чай из королевской чашки.
Тут же Королева изрекла:
Я это за честь себе почла.

Встретил женщину. Влюбился.
И на пятый день женился.
Но потом всю жизнь страдал, -
Я ЧЕТЫРЕ ДНЯ с ней потерял!

Вёз, подаренный в Париже,
Он, фонарный столб в СССР.
На таможне, показав поближе,
Заявил, - везу себе торшер.

Выбрал где-то на гастролях,
Классный спальный гарнитур,
Привёз. И для него надстроил
Этаж на даче, где Лямур.

Его Лямур была ПЕВИЦА
ГАЛИНА, Божество вокала.
Она однажды, как ЦАРИЦА,
Нам, улыбаясь, рассказала:

Подарил в Париже СЛАВА
Ей роскошное МАНТО.
Ни в Нью-Йорке, ни в Оттаве
Не видал таких никто.

Вдруг, гуляя по бульварам,
Видят, им идут навстречу,
Парижан другая пара,
И МАНТО ей греет плечи.

Ну, купил! ГАЛИНА в гневе,-
Это носят все кухарки!
Он глазам своим не верит,
Но ему вдруг стало жарко.

Когда же пара ближе стала,
Тогда к ним истина дошла,
Что весь бульвар пересекала
Стена зеркального стекла.

Мы, советские, смеялись,
СЛАВА с ГАЛЕЙ улыбались,
И она в томленьи сладком
Называла мужа СЛАВКОЙ.
Его размах был беспределен,
И гонорары музыканта-Корифея,
Но государство требовало ДЕНЕГ,
И он, что надо, отдавал, не сожалея.

А как-то вазу внёс в посольство,
Истратив всё на раритет в резьбе,
«Случайно» уронил её в осколки,
Сказав,- берите долю нужную себе.

Был добрым он, великодушным,
Лишь труд достойный признавал,
И как-то он, стишки мои послушав,
Меня шутливо «гением» назвал.

Но мне его слова согрели душу,
И я счастливой памятью живу,
Как мы общались, и его я слушал,
И было это, к счастью, наяву.

Грассировал он так, что не расскажешь,
И детской убеждённостью всех брал,
На баррикады поднимался даже,
Великого Писателя спасал.

Однажды мы с худруком в кабинете
Его встречали радостно вдвоём.
Была жара и гость смеясь заметил, -
Давайте в «Мерседес» ко мне пройдём.

Естественно, мы оба отказались,
Ведь он был редкой свежести пример.
Вокруг него прекрасным всё казалось,
Он весь был словно кондиционер.

Он СЛАВА, и ему веками СЛЫТЬ,
Он БЫЛ, он ЕСТЬ, он будет БЫТЬ.
 
  1.03.2019 год