Дракула забытый

Ночью крещенный,
поутру смещенный,
порванный ножом
и к стенке прислоненный.
Картина иная.
В роли оживает,
моей капризной,
ну-ка возмущайся,
да, так бывает,
Дракула забытый.
Пятьдесят девятый год.
Может пятьдесят восьмой.
Я его не видела,
но это не беда.
Мне воображение
на руку всегда.
Мне на черном небе под углом течет вода.
И фонтан привычный, в сумерках вода
искрами сверкает адский снегопад.
От вороньих лап и дырявых ласк
клювами пронизана, а он еще бежит.
Справа и слева снегов королева
расстелила бурые костры подогрева.
Это шаг к тебе первый
на сомкнутых нервах,
меж пальцев едреной зимы.
Подходи.
Азбука Морзе.
Дрожью бьет лед.
На твоем месте
я бы не бегала.
Это льдов нечисть,
падает резко,
прямо из ада
ведьмин фефер.
Кто сопит и на цепи мечет?
Абра кадабра
воск канделябра.
Весь этот ад не стоит ни цента
пока не возникнет река широченна.
Дымит, дымит,
кипит, голосит,
река ядовитая
и капля в руке.

И рыцари идут налегке,
мертвые, скелеты идут в темноте.
Им жара, огнями петухи,
не видят, что текут слезы – барбарис.
Кровь почти такая, как у людей,
но только у забитых, неисполненных идей.
Стигматы – то рубцы от Бога, месть,
стихи – то раны человека, есть
одна лишь разница.  Надежды не имеет Бог,
он видел все, а человек не все.  И слог.
И не по крестику на шее нас различают тут,
а потому как токи алые текут, текут.
И наполняют нам бокалы мокрые, сухие
рубины – это жемчуга, только никакие.
И место рядом с ним пустует,
не заполнено другими пустыми местами,
а зима снегами сухими плачет,
и я с ней.  Не могу иначе.
Дымит, дымит,
в любви кипит,
проси, лови,
иди, самим
пиши горит,
и снежинки ртом лови.