А напишете прокламаций?

А напишете прокламаций,
О которые голос ломаться
Не посмеет, но так захочет
И, как первый рассветный кочет,
Выбегая во двор поутру,
Прокричит свою громогласицу?
Я вам всем ещё нос утру!
Жизнь, хитрюга, совсем не ластится
Под корягою к пискарю...
Кочет кличет чужую зарю,
Наступая на пятки дню.
Пусть не думают одноклассницы,
Свысока осмеяв громогласицу,
Что я всех их не догоню:
Нарожаю ещё, нарожаю,
Новый подвиг предвосхитя.
Мне сейчас другое «дитя»,
Суррогатное, коллективное,
Сверхидейное, нарративное
Не под сердцем, а в сердце носить –
Это тоже не всем дано.
Слова истинного зерно
Не склевать на птичьем дворе.
Кочет, хватит уже голосить
По ушедшей твоей заре!
Но и слышать не хочет кочет,
Обозлится он, да как вскочит,
Распушая цветной ирокез.
«Ку-ка-ре-ку» в каждой строке...
А напишете прокламаций,
Что потом будут век проклинаться,
Выходя и входя в тираж?
Что за них, кроме жизни, отдашь?
Сердце вздрогнет, душа истончится,
Злобой гневною источится –
Злобой гневною, злободневною.
На костре Орлеанскою девою
Станешь? Станешь прилежною чтицей
Слова чуждого и чужого?
Истлевает правды частица
На бескрайнем просторе ожога,
У незримой периферии.
Ну, бери же скорее, бери их –
Испещрённые гневом листы!
Затверди наизусть каждый лист,
Пожелай, чтоб скорее сбылись
Дурно взращенные мечты...
Разухабистым станут китчем.
Он манящий такой, симпатичный,
Он чернилами симпатическими
Филигранным выписан почерком.
Так сложилось уж исторически:
Бланку – чистым быть, неиспорченным
В завершении правого лета,
О котором громко молчали.
Станет чистым он под лучами
Ультралевого фиолета.
Ты, штабное дитя рассвета,
Лёжа в грязном бараке валетом,
Разъедая хлеба краюху,
Шелестишь над соседским ухом:
«Потерпи до лучших времён».
Твой сосед, на посулы падкий,
Будет речью твоей опьянён...
Сдачу с в поле растущей стерни
В прокламацию заверни –
От краюхи хлеба остатки,
Что тянуть предстоит до жатвы.
А дождёшься жатвы? Нет... Увы...
Прокричал на восходе петух,
Но восход почему-то потух.